Человек теней - Джефф Нун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Игра теней подошла к концу, и свет на сцене погас. Найквист выпрямился, словно пробудившись от глубокого сна. Он чувствовал, что очарован. Остальные зрители пребывали в таком же состоянии и тихонько стонали, пораженные глубоким чувством, качали головами, едва будучи в состоянии подняться на ноги. В их ушах все еще звенели мощные удары металлических гонгов и погремушек. Аплодисментов не было. А как же иначе? Эта история принадлежала им, этим немногим зрителям, восторженно принимающим сумеречный край по своим личным, странным и разнообразным причинам. А Найквист мог думать только о своей собственной истории: рана в ночном небе – его собственная рана, вечерняя звезда – его собственная любовь, солнечный свет и тьма – его враги, луна – его жестокая и ревнивая любовница, а сумерки – его законное место в мире.
Обвинения
Позже, когда крошечная аудитория и несколько членов персонала покинули здание, Найквист протиснулся через боковую дверь, прошел по короткому коридору, ведущему за кулисы, и вскоре нашел Элеанор. Она убирала куклы с ночного спектакля, складывая кожаные фигурки в деревянную коробку, украшенную драгоценностями и резными фигурками. Через открытые двери и разбитые окна просачивался туман, собиравшийся на дальних краях сцены. Найквист почувствовал запах засохших листьев и ощутил во рту вкус пепла: его тело спонтанно реагировало на близость сумерек.
Не поднимая глаз, Элеанор произнесла:
– По крайней мере, скажите, что вам понравилось шоу.
Он не ответил.
Посмотрев на Найквиста и встретив его твердый взгляд, Элеанор обратила внимание на его лицо.
– Еще одна драка? – спросила она.
Он опять промолчал.
– Послушайте, – сказала она. – Я почти закончила с этим. Еще минута – и мы сможем поговорить. Вы же хотите поговорить?
– Если ты этого хочешь.
Девушка слабо улыбнулась.
– Я знаю, что постоянно убегаю от вас, но как мне быть? Я должна жить.
– Жить?
– По правде говоря, вы ведете себя очень странно, Найквист. Что-то случилось?
– Бэйл пытался убить меня. – Он почувствовал, как от воспоминаний по коже пробежал холодок. – Со своей подружкой, Пирс. Они ввели мне огромную дозу киа.
– Но это ужасно… этот человек еще более сумасшедший, чем я думала.
– Сам не знаю, как выжил. Я почти ничего не делал.
– Как это было?
Найквист смотрел перед собой.
– Я шагнул прямо к краю часов и продолжал падать. Вокруг все было темно и неподвижно. Ничего не двигалось. Только я падал во времени. А потом… а потом я подумал о тебе…
– Обо мне? Зачем? Почему вы так поступили?
– В темноте засиял свет. И я пошел на него.
Он не рассказал ей, какой был этот свет, как ужасно он нашел путь, убив ее своими руками. Вместо этого он сказал:
– У меня такое чувство, что город еще не закончил разбираться со мной. У меня еще остались дела.
– Я знаю, что вы имеете в виду, – произнесла Элеанор, вставая.
– Элеанор, я хочу вернуть те минуты своей жизни, – сказал он холодным, механическим голосом. – Те минуты, которые ты украла у меня. Я хочу их вернуть.
– Значит, вы считаете, что это я убила Доминика?
– Да.
Элеонора кивнула, на секунду задумавшись, затем протянула руку, легонько коснулась его поврежденного лица и сказала:
– Я приведу вас в порядок, идемте. – Она отвела его по спиральной лестнице в комнату на самой верхотуре старого театра. – Именно здесь жил мой отец бо́льшую часть времени.
Найквист огляделся. С потолка свисали незаконченные куклы. На стульях и на полу стояли башни из книг, на столе громоздились рукописные документы, а на односпальной кровати было навалено еще больше исписанных листов бумаги. На единственной фотографии в рамке на стене были изображены приятное голубое небо, зеленое поле и солнце, настоящее солнце.
Элеанор оторвала его от созерцания мира за пределами города, сказав:
– Ну же, садитесь. Вот так…
Он сел на кровать, а она осматривала его повреждения. В волосах запеклась кровь, лицо было разбито и покрыто синяками.
– Вы явно не становитесь красивее.
Смочив ткань в крошечной раковине, она начала протирать раны. Найквист позволял ей делать это, в то время как голос внутри его головы шептал: «Это твоя цель, это человек, которого ты должен убить».
– Оставь меня в покое, – процедил он, отталкивая ее.
Элеанор выглядела расстроенной.
– Я только пыталась…
– Что это? – Найквист схватил с постели стопку бумаги и помахал перед носом девушки. – Все это! Что это значит?
– Не знаю. Я…
– Что?
– Я все еще пытаюсь в этом разобраться.
– Здесь должно быть что-то, какая-то подсказка.
– К чему?
– Чтобы это больше не случалось.
– Что вы имеете в виду? Что должно случиться?
Найквист не ответил. Что-то внутри него щелкнуло, еще одна чаша весов, назад к человечеству, к состраданию, и он снова почувствовал себя человеком, пойманным в ловушку. Это может быть его последним шансом; он должен был понять дело, его секретную историю, скрытые мотивы. Только тогда он сможет избежать притяжения судьбы. Он начал читать бумаги, разбросанные на кровати, пытаясь расшифровать каракули Кинкейда.
– Элеанор, ты снова убила сегодня? – спросил он.
– Что? Нет, конечно, нет.
– После того как оставила меня в той дешевой гостинице?
– Нет! Я пришла прямо сюда…
– Ты не теряла сознание?
– Конечно, нет. Найквист, о чем вы говорите?
– Ртуть нанес очередной удар.
Услышав эту новость, она, казалось, испытала настоящий шок, что убедило Найквиста в ее невиновности. Не то чтобы это принесло ему какую-то пользу.
– Я не понимаю, – сказала она. – Вы имеете в виду, что мой отец не был убийцей?
– Может быть.
– Но это значит…
– Это значит, что ты убила не того человека.
Он смотрел ей в лицо, ища малейшей зацепки. Поначалу она ничем себя не выдавала, но затем проявились признаки более страшной природы.
– Но он сказал, что он… Он признался мне!
Она в отчаянии отвернулась и подошла к маленькому письменному столу в углу комнаты, где села, спрятав лицо в ладонях. Найквист хотел произнести обычные слова утешения, но остановился, решив пока обождать.
Просматривая страницу, которую держал, среди неразборчивых каракулей он нашел несколько отчетливо читаемых предложений.