Дилемма Джексона - Айрис Мердок

— Вот мальчик, — произнес Брэн.

— Да, он…

Глядя на Брэна, Милдред вдруг подумала: «Занятно: сейчас он похож на Эдварда! Но, разумеется, он — вылитый Льюэн. Какой же красивый мальчик! Увы, жаль, Льюэну не довелось его увидеть».

— Осенью ты начнешь ходить в местную школу? Она тебе понравится. Там будут учить греческому. Латынь ты, думаю, уже немного знаешь.

Повернувшись к ней, Брэн ответил:

— Я очень хорошо знаю латынь и прилично — греческий.

И вернулся к созерцанию фриза.

Милдред смущенно воскликнула:

— Замечательно! Я была очень рада повидаться с тобой. Мы, конечно, будем встречаться и впредь. Уверена, тебе здесь будет хорошо. До свиданья, Брэн, au revoir.

— Au revoir, Милдред.

Милдред заспешила прочь, восхищенная его прощальным приветствием! «Он говорит совсем как маленький француз, — думала она. — Очаровательно! Полагаю, он знает несколько языков! О, как я хочу, чтобы он был здесь счастлив — такое чудное дитя!» И ей вдруг захотелось, чтобы у нее был ребенок и чтобы этим ребенком был Брэн.

Бенет положил ручку. Какой смысл продолжать? Многие другие до него уже сделали это гораздо лучше. Ему же свою любовь-ненависть к Хайдеггеру и Витгенштейну лучше было держать при себе. Он не ученый. Если говорить по правде, то он ничего не сделал. Давным-давно задумал написать роман. Даже начал было. Неоконченная рукопись где-то валяется и по сей день. Словом, ничего у него не вышло. А ведь некоторые когда-то возлагали на него большие надежды. Он высоко поднялся по служебной лестнице, до сих пор учится, по крайней мере, читает книги по философии. Всегда был лидером, организатором. А может, на самом деле все это заслуга дядюшки Тима, который на склоне лет поселился в Пенне? Это он был центром притяжения, душой компании, звездой, гораздо более интересным человеком, чем Бенет! «Все это депрессия, — мысленно охарактеризовал свои размышления Бенет. — И ничто иное. Депрессия».

В настоящее время он жил и, насколько удавалось, работал в Таре. Погода переменилась. Лондон насквозь продували холодные ветры. Стоял пасмурный день. Начинал моросить дождь. «Вот и лету конец, — подумал Бенет. — И игра окончена. Все кончено. Лучше мне вернуться в Пенн». Но возвращаться туда ему тоже не хотелось. Что-то менялось в жизни, более молодое поколение брало верх, теперь командовали они. Что ж, Бенет заметил это уже давно! Мэриан никогда не вернется, а он никогда не поедет в Австралию. Эдвард женится на Анне, она станет хозяйкой Хэттинг-Холла, там будут устраивать пышные приемы, дом станет центром светской жизни, развлечений, власти. Эдвард изменится, он уже изменился, превратился в сильного мужчину, полновластного хозяина поместья, каким был его отец. А потом все перейдет в руки наследника Льюэна. Бенет болезненно переживал свою неспособность найти общий язык с Брэном. Он чувствовал враждебность со стороны мальчика. Такой красивый ребенок, сын Льюэна, скоро он станет высоким юношей и в конце концов унаследует Хэттинг-Холл. Как удивительно, кто бы мог представить, что Анна выйдет замуж за Эдварда! А кто, напомнил себе Бенет, унаследует Пенндин?

Такие горькие мысли бродили в голове Бенета. Но еще более тяжкая мука теснила ему грудь: Джексон ушел. «Кто станет его винить?» — заметил Оуэн после того, как Бенет глупо, самым что ни есть жалким образом раскрыл ему содержание своего письма к Джексону. Разумеется, Бенет расспрашивал о Джексоне и остальных, но никто ничего не смог ему сообщить. «Теперь они думают, что я нездоров», — сказал себе Бенет и добавил, что вполне заслуживает такого суждения. Время шло, и он начинал ощущать себя в изоляции от мира: от его приглашений отказывались, а теперь и его самого стали приглашать гораздо реже! «Никогда еще, — признался себе Бенет, — я не чувствовал себя таким несчастным. Только когда умер Тим. Как близко подошел ко мне тогда Джексон, но я отринул его. Что со мной? Разве дело только в том, что мне стыдно за это поспешно написанное злое и жестокое письмо? Я мог высказать свое вполне оправданное недовольство и в более спокойном тоне. Но кто решится сказать, что у меня не было оснований для недовольства, если Джексон без конца отлучался, чтобы помогать другим?» Бенет находил массу оправданий своему внезапно выплеснувшемуся раздражению, но это ничуть не умаляло огненной боли, сжигавшей его сердце, и не утоляло мучительного желания вернуть нечто, утраченное, казалось, навсегда. Он любил Джексона и сам же его убил, а вернее сказать, убил себя самого.

Звонок в дверь прервал размышления Бенета. Он поспешил в холл и, открыв дверь, заметил, что на улице идет дождь. На ступеньках стояли Розалинда и Туан. Бенета это озадачило: разумеется, этих двоих никто не ожидал увидеть вместе.

— А… привет… входите, пожалуйста… — рассеянно сказал он.

— Можно? — переспросил Туан.

— Да, конечно, я рад вас видеть, проходите в гостиную. Э, да вы совсем промокли, оставьте свои пальто и зонтики в холле. Да-да, входите.

Сняв верхнюю одежду и оставив зонтики, Туан и Розалинда направились за Бенетом в гостиную. Он обратил внимание, что оба они одеты по-праздничному. Все трое стояли теперь у камина.

— Сегодня так холодно, нужно было зажечь камин, — пробормотал Бенет и тут же деловым тоном добавил: — Ну рассказывайте, что у вас стряслось!

— О, Бенет… — начала Розалинда, и тут ее глаза внезапно наполнились слезами.

— Дорогая моя, — поспешил успокоить ее Бенет, между тем как в голове у него проносилось: «Опять какая-то неприятность, вот досада! Новая катастрофа? Сейчас они вывалят на меня какие-нибудь плохие новости о Мэриан. Или это касается Розалинды? Зачем он привел ее сюда? Они почти незнакомы друг с другом…»

Туан обнял Розалинду за плечи. Та, вытирая слезы, наконец продолжила:

— Бенет, дорогой, послушайте. Мы с Туаном женимся!

И они, обнявшись, радостно рассмеялись.

Бенет был так потрясен, что, раскрыв рот, попятился и чуть не спросил: «А кто на ком женится?» — но уже в следующий момент схватил руку оторвавшейся от Туана Розалинды и горячо ее поцеловал. Потом он обнял Туана, и все трое начали смеяться, что-то одновременно говорить, похлопывать друг друга по спине, потом все, так же не умолкая, уселись на диван: Бенет — в середине, молодые люди — по краям.

— О, я так рад, так рад! — сказал Бенет, сжимая руку Туана.

— Спасибо, спасибо вам! — со слезами в голосе воскликнул Туан. — Я хочу сказать… Бенет, можно мне сказать… Мне так жаль… Я ведь чуть не сошел с ума, с трудом верю, что это правда…

— Это правда, правда! — закричала Розалинда. — И вы первый, кому мы это сообщаем! О Бенет, я так вас люблю! Вы были мне отцом, пожалуйста, будьте теперь отцом для нас обоих. Мы собираемся тихо и без шума зарегистрироваться в мэрии, вы ведь пойдете с нами, правда? Ах, если бы был жив дядюшка Тим! Вы замечательный, и Туан замечательный, мы теперь навсегда вместе, и мы вам так благодарны…

— Спасибо, что сказали мне первому, — ответил Бенет, повернувшись к Туану, и подумал: какие они молодые и какой Туан высокий и благородный, как вождь горского племени, дай им Бог счастья! — Вы будете очень счастливы, — добавил он. — Благословляю вас. Я никому не стану говорить, подожду, пока вы сами обнародуете свою новость.