Прости меня луна - Татьяна Абалова

«Как избежать вмешательства магии в собственные чувства? Как нащупать грань, разделяющую добровольное желание обладать женщиной и навязанную похоть? — граф Шовеллер задавал себе важные вопросы, ковырял карандашом в ухе и тут же отвечал сам себе: — А никак! Пока нет существенных доказательств, что к тебе применили чары, ты и знать не будешь, что находишься под их воздействием! А потому не мешало бы провести расследование и выяснить, где и как ими тебя потчуют».

Поначалу Дак хотел подослать на кухню своего человека, но передумал. Где гарантия, что зелье добавляют именно там? А не подливают ли варево прямо у него под носом, а потом прытко перемешивают яо-кун серебряной ложечкой?

«А вдруг это маменька? С нее станется посодействовать скорому рождению внуков. Неужели так и придется идти на заклание одурманенным? И это вместо любви?»

Ему хватило любви ветреной Марты в замке Дохо, оказавшейся пособницей бахримана, который чуть было не убил Свон. А что теперь?

Нет, здесь следовало придумать что-то более доказуемое. Поскольку даже если обнаружится приворот, то весьма нелегко будет повернуть раздолбанную карету назад: он, Дак Шовеллер, на глазах всего замка мартовским кроликом пометил чуть ли не каждый угол. О чем три пары глаз и одна непосредственная участница тут же объявят всему свету. И правда будет на их стороне. Его голый зад между разведенных ног Стефании не видели, наверное, только на конюшне. Хотя… точно! И на конюшне он тоже побывал.

Что же делать?

Кричать повсюду, что ты находился под воздействием чар — все равно, что объявить себя глупцом. Надо бы копнуть глубже и как-то иначе вывести «отравительницу разума» на чистую воду. Быть того не может, чтобы девственница оказалась столь искусна в постельных играх. Как же она ловко исполняла роль наездницы! Дух из него вышибала, хлопая обольстительным задом. Только вот беда — даже в такие моменты он чувствовал себя не жеребцом, а толстым мерином. Неповоротливым, непрестанно потеющим. М-да.

У графа Шовеллер от воспоминаний заболел низ живота. Пришлось положить ногу на ногу, чтобы унять телеса и задавить сладость воспоминаний.

Хм, девственница… Неужели и здесь вранье?

«А что, если мне тоже применить магию? Стефания с чарами, а мы…» — Дак осекся на полуслове. Не хватало еще вслух произнести то, о чем задумал. В замке ушей, как и глаз, по паре на человека.

Пошептавшись при закрытых дверях, он послал того самого преданного человека в магическую лавку, которую уже года три как открыли в соседнем портовом городе, куда свозились диковины со всего света. Правда, и стоили они немало. Но для обнаружения истины любых денег не жалко.

В тот же день, как посыльный привез замечательное кольцо, которое по случаю стало помолвочным, Дак преподнес его Стефании. Невеста заметно расслабилась, уверенная, что теперь уж «увалень» от нее никуда не денется, и стала реже наведываться в его спальню. То голова болит, то тетушки дали срочное задание, то матушка просит почитать на ночь любовный роман. А он приготовился ждать.

Сердце пропускало удар, когда Дак представлял, что за спиной у Стефании стоит мужчина, который посмеивается над тем, как она ловко взяла в оборот наивного жениха.

Сделается ли ему больно, если его подозрения подтвердятся? Возможно. Согнет ли плечи печаль? Как без этого? Но ему будет о чем погрустить долгими зимними вечерами, сидя у камина и поглаживая кошку, которую он непременно заведет, как только особа с тремя собаками съедет.

— Проклятье! Я уже почти уверен, что она мне изменяет!

Граф Шовеллер почесал темечко карандашом. Он снова «размышлял» в своем кабинете.

Чашка с яо-куном с утра стояла на столе нетронутая.

«Вон, даже радужной пленкой по краям покрылась».

Жаль, что унесли горшок с молочаем, куда Дак сливал напиток с тех самых пор, как «очнулся». Колючему цветку яо-кун тоже не пришелся по душе — тот быстро скинул листья и нагим телом являл немой укор отравителю.

Поискав глазами, куда бы вылить содержимое, граф не нашел ничего лучшего, чем выплеснуть «зелье» за окно.

Взвыла одна из чудовищных собак Стефании. Другая, черная как вороново крыло, принялась вылизывать облитую напитком морду «потерпевшей», и через мгновение Дак наблюдал за спариванием животных.

«Собачья свадьба после яо-куна — вот и все доказательство, — хмыкнул он, поздравляя себя с неожиданно удачным экспериментом. — Теперь бы только дождаться возвращения Стефании и посмотреть на камешек».

Навряд ли она догадывалась, какой артефакт носила на пальце: если женщина изменяла дарителю кольца, то камень розовел. И чем чаще, тем сильнее. Не зря его называли «Стыдобушкой».

Еще за завтраком тетушки Стефании сообщили, что невеста выехала спозаранку по весьма неотложным делам. Но при этом ни одна из них врать не умела, а потому Дак потрудился выяснить у слуг, и тут же получил ответ, что невеста не подавала признаков жизни с тех самых пор, как удалилась в свои покои. Никак через окно выбралась?

Прошел день, потом второй. К закату близился третий, когда из города прибыл посыльный с сообщением, что невеста разрывает помолвку. В конверте, переданном Даку, лежало помолвочное кольцо, на котором ясно читался знак измены.

«Ну вот и закончилось мое маленькое приключение», — грустно улыбнулся Дак. А в это время уже подали карету для срочно отъезжающих тетушек короля. Шарло вытирала слезы кружевным платочком, а Карли хмурила брови. Леди Алель, даже отсюда было видно, скрежетала зубами и сжимала сухонькие кулачки. Расцеловываться неудавшиеся родственницы не стали.

— Опять обзываться начнет. Увалень, дурак, чурбан… — Дак потянулся всем телом, прежде чем вернуться к столу и засесть за бумаги. Легкая грусть — не повод отлынивать от работы. Управление замком требовало немалых денег и внимательности. — Надо бы матушке шубку новую прикупить, пусть порадуется.

Он облегченно выдохнул и порвал бумаги, на которых мелким почерком вдовствующей графини Алель был составлен список нарядов, которые ей потребуются для возвращения к королевскому двору.

— А завтра с дядькой Матеем схожу на рыбалку. Тихо, спокойно, без всякого бабского напряга. И к чему мне был этот двор? Чего я там не видел?

* * *

Луна ехала в одной из телег, череда которых тянулась по дороге, ведущей на ярмарку. Чем ближе было торжище, тем теснее становилось на накатанном тракте. Птичий гомон, визг кабанчиков, ругань не сумевших разъехаться, а то и заразительный смех после стыдной шутки, делающей пунцовой какую-нибудь молодуху, сливались в сплошной гул. Но этот шум не был раздражающим. Все люди, от мала до велика, пребывали в радостном ожидании. Кто-то предвкушал жирный барыш, а кто-то надеялся отовариться, не попав впросак.

Царевна уже и забыла, каково оказаться в бурлящей толпе, а потому жалась к сидящему рядом Лозе.

— А вдруг мы здесь увидим Лилию? Ну мало ли? — Саардис пытался расшевелить подругу, чувствуя и свою вину в том, что она робеет. Но разве же он желал, чтобы она сделалась сиделкой у того, кто не может оценить ее преданность? Разве хотел запереть в четырех стенах словно узницу?