Через пропасть в два прыжка - Николай Николаевич Александров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вашко слушал, не перебивая. Он преодолевал усталость из последних сил. Похоже, температура была высокая: лоб полыхал жаром.
— Да вы меня не слушаете вовсе, — долетел до Вашко голос соседки.
— Отчего же… Слушаю! — вскинулся Вашко, еле разлепив веки.
— Ага, — согласилась она. — А тут он и заявляется снова. Ждет, понимаете, на лестнице и никуда не уходит. Я к нему присмотрелась с подозрением… А чего доверять, коль впервые вижу! Ничего из себя, светленький такой, видный мужчина! Подождал, подождал, да вниз пошел. Ну, думаю, не дождался болезный, а сама к окну — интересуюсь: куда пойдет. Гляжу, а навстречу ог автобусной остановки сам идет! Остановились они друг против друга, посмотрели секунду, а может и поболе чуток, а потом этот длинный чего-то руками у носа Иван Дмитриевича махать начал. Ну, прямо доказывает ему чего, а тот не соглашается. Так и разошлись они!
— Когда это было? — совсем очнулся Вашко.
— Так месяца с полтора будет. Еще тепло было…
— Он никак себя не называл?
— Нет, — старушка с сожалением покачала головой. — Но лицо его мне здорово не понравилось — сердитое. Такой, не ровен час, и порешить может.
— Опишите внешность! Каков портрет?
— Ну, рисовать-то я не умею, — по-своему расценила слова Вашко женщина. — А рассказать можно. — Она встала со стула и подняла ладошку. — Вот такой — видный!
«Тоже мне фигура, — чуть не рассмеялся Вашко. — Едва ли наберется метр семьдесят! Хотя для крохотной старушки…»
— Светленький. Волос немного вьется, а голос грубый и левая бровь щипаная какая-то. То-о-ненькая.
— Возраст?
— Так я же говорила — молодой. Может, чуток за тридцать перевалило. Одет хорошо — тут ничего не скажу. Я спервоначалу решила — с его работы, а потом засомневалась.
— Почему?
— У них там на работе говорят все правильно, по-интеллигентному, а этот с акцентом каким-то говорил. То ли «окал», толи «якал»… Но мне подумалось, что хохол, не иначе.
— Почему подумали на украинца?
— Я не знаю… Показалось, и все!
— А дочку-то как зовут?
— Дочку? — переспросила старушка. — Иришкой! Теперь она уж взрослая, по отчеству надо величать — Ирина Сергеевна!
— Как Сергеевна? — опешил Вашко. — Он же Иван Дмитриевич! Ивановна…
— Эх, милок! Дело-то молодое-неподсудное… Жена к нему с приданым пришла… Он мужик благородный, взял.
Хлопнула входная дверь. Женщина вздрогнула и оглянулась. Увидев входящего в комнату Лапочкина, она приветливо склонила голову и поздоровалась. Криминалист шел следом.
— Как дела? — встретил их вопросом Вашко.
— Полный порядок. — Георгий Георгиевич поставил чемодан на стол. — Большой палец правой руки как с картинки. Класс!
— Что будем делать? — Евгений с наслаждением сел в кресло у стола, напротив Вашко.
Иосиф Петрович, вздохнув, поднялся. Больше вопросов к женщине у него не было, но предстояло найти весьма весомый повод, чтобы удалить ее из квартиры. Сама делать это, она судя по всему, не собиралась. Наоборот, усевшись поудобнее, старуха приготовилась взирать на происходящее.
— Благодарю вас, Мария…
— Петровна, — охотно подсказала женщина.
— Да, да, Петровна. Понимаете… Мы хотим попросить вас об одном одолжении, — Вашко приблизился к ней и вкрадчиво, глядя прямо в глаза, произнес. — Суд достаточно строго относится к сбору вещественных доказательств, многократно перепроверяет и уточняет, вызывает участников осмотра повестками в суд и всякое такое… — Старуха собралась и поджала губы, а Вашко продолжал: — Быть понятым — дело ответственное! Доверить это можно далеко не каждому.
— Ишь, чего придумали! Так у меня со зрением неважно. Вы тут сейчас наищете, а мне потом отвечать.
— Это уж как положено! — охотно поддакнул Евгений.
— Действительно, доверишь не всякому, — авторитетно заметил Георгий и повернул в сторону женщины объектив фотоаппарата. — Мы какие фотографии делаем — тринадцать на восемнадцать или меньше?
Хлопнувшая дверь возвестила не столько об уходе, сколько о стремительном исчезновении старухи.
— По полной программе? — спросил Лапочкин, поднимаясь с кресла и сбрасывая с него пиджак. — Следы рук, ног, обуви, одежда. И тэ дэ и тэ пэ?
— Да, — устало произнес Вашко и снова положил руку на грудь — сердце колотилось как и прежде, часто и гулко.
Лапочкина не пришлось уговаривать дважды. Пока криминалист щелкал фотоаппаратом, то и дело заливая то кухню, то комнату пронзительным светом вспышки, он распахнул шкафы, выдвинул ящики стола, буфета и принялся изучать их содержимое. Делал он это далеко не в первый раз, и Вашко знал — пройдет совсем немного времени и даже в этой запутанной и в общем-то пока совсем не криминальной ситуации появятся первые ниточки.
— Особое внимание на переписку, — произнес Вашко, приоткрывая веки. — С кем он вообще имел дело — раз, адрес дочки — два. — Он вздохнул, подумав о своей дочке и зяте, также не балующих его посещениями, и прикрыл веки. — Двадцать минут меня не беспокоить! — и через минуту забылся тревожным болезненным сном, неуклюже развалившись в кресле.
4. НЕОБЫЧНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ
— А ведь он зарабатывал не так уж мало! — Вашко произнес первую фразу и оглядел комнату, походившую теперь больше на склад вещей — одежда, обувь лежали где попало, занимая все поверхности: стол, кровать, стулья.
— Что? — оторвался от стола Евгений, листавший связки писем.
— Машина, дача, сберкнижки? — спросил Вашко окончательно просыпаясь.
— Никаких документов! — бросил через плечо Лапочкин.
— А у меня интересный фактик! — крикнул из кухни криминалист. — Пальчик, что мы изъяли с трубки, обнаружился и в квартире…
— Что? — пришел черед удивляться Вашко. — На чем?
— На стакане. Он стоял на полке!
— Так я и думал! — сказал Вашко. — Беда в том, что его обладателя, который, думаю, мог многое рассказать, вы спугнули. А что вы думаете про машину?
— Сейчас можно крутануть информацию через ГАИ. Если он получал права, они числятся, техпаспорт тоже.
— А ну-ка узнай, сынок! Это важно… Девал же он куда-то деньги.
Евгений с неохотой встал из-за стола и направился к телефону. Ему не стоило никакого труда позвонить дежурному ГАИ и получить необходимую справку, но сейчас его мысли были заняты другим — он, кажется, нашел нечто, что могло помочь расследованию. В коробке от печенья лежала кипа открыток с обратным адресом — Одесса. Он бывал в этом