Завещание Сталина - Эдуард Скобелев

Но Борух Давидович понимает, отчего память вывела его на эти воспоминания: прожитая жизнь дразнила самым значительным, что он мог записать в свой актив. Он гордился, что какое-то время работал в одной из главных коминтерновских организаций в Москве — ещё до войны. Там было много «однополчан», и постепенно он разглядел, что больше всего интересовало этих людей: они во всех странах старались удержать свою гегемонию. Официально это называлось «удержать прежние позиции»… Антифашизм был самой выгодной маской, ключом, который открывал все двери, помогал устранять противников и соперников, подобно тому, как теперь используют борьбу с терроризмом. И если тогда фашистом был всякий инакомыслящий, сегодня всякий инакомыслящий — фанатик, антисемит, шовинист, подлежащий аресту и заключению… Трюки повторяются, но что такое народы, если не тупые толпы, балдеющие перед мастерством Фокусника, который их обманывает более квалифицированно, чем другие?..

Был такой Ухтомский, родственник исторического Ухтомского. Чирявый, заика, с ухмылкой в косых глазах. Он ввёл Боруха в узкий круг организаторов больших и тонких замыслов. Там были внуки ещё других видных репрессированных троцкистов. По специальному распоряжению Сталина, закреплявшему приленинское распоряжение 1921 или 1922 года, детям умерших или погибших крупных партийных или советских работников выплачивалось вплоть до получения диплома об образовании очень приличное вспомоществование. Ещё в начале 50-х годов можно было, пользуясь специальной лечебно-медицинской помощью, талонами на питание и прочими льготами, откладывать ежемесячно примерно 700–800 рублей на сберкнижку под устойчивые рабоче-крестьянские 3 процента годовых. Хороший инженер в то время получал 140–160 рублей, кто же не ныл, когда его так или иначе лишали дармового «приварка»?

Все «отлучённые» считали это высшей несправедливостью и деспотизмом, «отходом от ленинской линии». Их заинтересованность в перевороте совпадала с заинтересованностью западных разведок, которые тогда ещё не были в такой степени нашпигованы нашими людьми, как теперь. Это был шанс для выгодного внедрения еврейской диаспоры, и шанс использовался полностью, потому что имелись далёкие прицелы. Предстояло потеснить антисемитов на Западе, для чего, собственно, и была проведена сложная комбинация с Адольфом. И всё равно в администрации США или в Англии тогда открыто злословили о евреях. Бравый, но тупой генерал Эйзенхауэр, тогдашний президент США, позволял себе явно антисемитские выпады. До 60-х годов в нью-йоркских газетах можно было без труда найти такое объявление: «Открывается фирма… Принимаются все подходящие специалисты, кроме евреев». В ЦРУ и ФБР насчитывались лишь единицы евреев, о том, чтобы прямо командовать этими организациями, не могло быть тогда и речи. Но всё же наше дело было уже на подъёме: западники всё больше понимали, что победить СССР без поддержки еврейской общины они не в состоянии. Это внушалось по всем каналам, и все антисоветчики раньше или позже становились невольными пособниками еврейского дела. Чем злее, тем полезнее. Даже бандеровцы, сплошь антисемиты, рьяно поддержали создание Израиля. Конечно, поработали еврейские капиталы, но ведь капиталы и должны размягчать мозги, чтобы притекали ещё большие капиталы.

Он, Борух Давидович, хорошо помнит, что обстановка сложилась тогда очень благоприятная для удара всеми козырными картами. Сталин был повержен. Более того, он был растоптан, ещё не полностью, но уже весьма основательно. Хрущёва пасли, не отвлекаясь ни на минуту, и сумели подкинуть высокопоставленным ничтожествам идею создания совнархозов и раздельных обкомов, мотивируя это цитатками из Ленина, у которого, как известно, можно найти обоснование любым начинаниям, даже упразднению ленинизма. Самоуверенный от безграмотности аппаратчик клюнул на «свеженину», откуда ему было знать о системных влияниях? Обкомы сцепились в пустом перетягивании гнилых канатов, а совнархозы плодили сепаратизм и национализм ежечасно и в массовом масштабе. Таким образом, готовился плацдарм для следующего удара, а необходимый опыт был обкатан на репетициях в Берлине в 1953 году, в Польше в 1956 году и особенно в Венгрии, где идеи национализма и ненависти к «московским диктаторам» вполне подтвердили свой поджигательский эффект.

Всё шло по восходящей. На волне общей эйфории его шеф объявил на даче в Переделкино у одного классика советской литературы: «Мы вновь повели эту страну по ложному пути. На этот раз она уже не поднимется: нового Сталина ей не видать как своих ушей… Она иссякнет в битвах с призраками, выпустит последнюю энергию, выдохнется, ляпнется в грязь и издохнет… Здесь образуется иное царство с иным народом…»

Была, была эйфория, хотя были и предпосылки для неё…

В высшей степени умело была использована ставка кремлёвских ротозеев на использование «положительного зарубежного опыта». Эту идею тоже подсунули наши. Хотя в стране не использовались 3/4 наличных открытий и изобретений, малограмотным бонзам удалось втемяшить, что это необходимо — устремить все усилия на получение «новейшей зарубежной научно-технической информации». Козе было понятно, что кроме выращивания шампиньонов для утилизации собачьего дерьма нигде ничего путного не сыщешь, но цвет советской аналитики и организации бросили на поиски «эффективности». Мозги аборигена, как всегда, плавились перед лицезрением стеклянных бус белого человека. Хрущёв был без ума от кукурозовода Гарста, который был подставлен партийному царю и действовал строго по инструкции. Результат: Хрущёв загорелся пагубной идеей повсеместного внедрения кукурузы. Даже в Заполярье. Его убедили и в том, что в целях достижения высочайшей производительности труда колхозы не должны «распылять сил». Был нанесён удар личному подсобному хозяйству крестьян и сельской интеллигенции («Учитель и врач купят в магазине дешёвое молоко и дешёвое мясо», — рассуждал Никита). Абстрактными установками была подорвана потребкооперация, и это усилило оскудение едва оправившейся после войны деревни и чуть приободрившихся мелких городов, на фоне лозунгов о построении коммунизма это предопределило досаду и даже озлобленность в миллионах жителей страны.

В этих условиях западная разведка, давно уже использовавшая диссидентов внутри СССР и игравшая одновременно несколько крупных сценариев, ориентированных на разных политических лидеров, задумала первую крупную «разведку боем». В качестве места проведения операции им присоветовали южный российский город Новочеркасск, населённый в достаточной степени потенциально оппозиционным элементом. Тут осели бывшие репрессированные «кулаки», полицаи, криминальная шантрапа. Зеки в основном и строили все главные объекты в городе, зеки и остались работать на этих объектах, тогда как практически всё партийное и советское руководство было привозным: вчерашние фронтовики, «сталинские ветераны», привыкшие не обсуждать спущенных решений.

«Американские друзья», вчера ещё и мысли не допускавшие о том, чтобы поставить целиком на еврейскую инициативу в борьбе с совковской империей, внезапно активно ухватились за предложение об организации открытого «сопротивления». Ещё бы, за год до этого они потеряли преимущество «инспекционных полётов» над территорией СССР. С тех пор, как был сбит Пауэрс, такие полёты почти полностью прекратились. Непривычное неведение усиливало нервозность. Получили по морде американцы и на Кубе. Весной 1961 года были уничтожены или сброшены в море отряды вооружённых до зубов «гусанос». События на Плая-Хирон показали, что диктатура Кастро отныне будет сидеть в паху США, как тифозная вошь. К тому же началось размещение советских ракет на Кубе, и это вскоре привело к обострению отношений с американцами. Всерьёз запахло войной. Джон Кеннеди, который был в восторге от сговорчивости Хрущёва, показал себя ещё раз как антисемит и соглашатель. Он всерьёз был готов к размежеванию интересов и дал добро на «сосуществование». Но наши хорошо понимали, что это гибель всего исторического дела. Кто же это мог допустить? И триста семей, руководивших Америкой, вынесли тайный херем — высказались против Кеннеди, заклеймив его как предателя. Нас поддерживали «ястребы», и мы поддерживали их, зная, что в борьбе с совками нужна наглость, ещё раз наглость и беспощадный напор. Мы, как известно, пересилили, и 22 ноября 1963 года Кеннеди-старший был в назидание всем будущим президентам наказан снайперскими пулями.