Роксолана. Королева Востока - Осип Назарук

Сулейман Великий что-то взвешивал в уме. Через секунду он сказал:

— Ты знаешь, кто теперь комендант Стамбула? — Знаю, — ответила она удивленно, — Кассим.

— Да, Кассим, но он едет со мной на войну.

— Значит, его заместитель.

— Да, но он стар и не отважится предпринять самостоятельно что-то важное.

— Тогда кто же? — спросила он.

— Ты, — ответил он так тихо, что казалось, будто ей это послышалось.

— Ты отдал такое распоряжение?

— Первое правило власти: не отдавать ненужных приказов, ибо это мешает работать честным людям.

— А второе? — спросила она.

— Второе — то, про которое мне все время говорил покойный отец Селим, — пусть Аллах будет милостив к его душе! Он говорил: «Чтобы получить государство, нужно в урочное время иметь не более ста разумных людей, которые по приказу одного готовы к любому труду и к любой жертве. А чтобы управлять государством, хватит и пятерых таких людей». Есть ли у тебя, о Хюррем, пять таких доверенных людей? Спрашиваю тебя потому, что Стамбул — глава всех моих городов, а ты будешь главой Стамбула.

Она задумалась и ответила:

— Если бы у меня не было их, то что потребовалось бы для того, чтобы их найти?

— Мудрый вопрос, о Хюррем! Но ни один человек не находит таких людей, их находит и посылает на доброе дело только всемогущий Аллах. И они по воле Его так стремятся к хорошему правителю, как железная стружка к магниту, показанному тебе недавно венецианским фокусником.

— Как же распознать их?

— Распознать их можно только по прошествии долгого времени по их трудолюбию и праведности. Это две приметы — они как два глаза человека. Одна может существовать без другой. Даже приносить пользу. Но помощник власти без одной из них — калека.

— Как же удержать таких людей около себя?

— Покойный отец мой Селим, пусть Аллах будет милостив к душе его, так учил меня, о Хюррем, а его опыт был огромен: первая примета властителя — никогда не смеяться над верным слугой! Очень долго приходится ждать, прежде чем убедишься, кто тебе верен, так что никогда не смейся ни над кем из тех, кто стоит при тебе. Лучше убить, чем глумиться. Потому, что это насмешка над обоими. Отравленные не могут ни работать, ни править.

— Никогда я еще не издевалась над своими слугами.

— Знаю, о Хюррем, ибо внимательно смотрю за тобой, с тех пор как ты подняла на меня несмелый взгляд свой. И поэтому говорю тебе, что ты теперь будешь настоящим комендантом Стамбула даже без моего приказа.

— У меня только один грех на душе: я сказала убить без допроса великого визиря Ахмеда-баши. — Слезы лились из ее глаз.

— Да, о Хюррем. Это грех против воли всевидящего Аллаха. И худший из преступников имеет право говорить свободно перед смертью. И когда бы ты, о Хюррем, видела бунт в Стамбуле против себя и восстание всех городов моих из-за того, что они домогаются смерти последнего бедняка в государстве, и не уступила бы, пока не убедилась бы в его виновности, и тебя бы изгнали, а потом я бы нашел тебя в пустыне, я сказал бы тебе: «Ты была хорошим комендантом Стамбула!». Ведь властитель, о Хюррем, только исполняет святую волю Аллаха и справедливость его по силам своим. Потому так высок престол властителя. Потому так далеко простирается его длань. Но эта рука отсохнет без справедливости.

Тут Сулейман Великий пристально посмотрел в синие глаза Эль Хюррем и произнес: «Аллах Акбар! (Бог Всемогущий!). Господь всемогущий царствует над всеми землями и всеми водами, над звездами и воздухом. Без его воли не вырастет и не погибнет ни червь, ни человек, ни птаха. Он жестоко карает за все, что совершит человек против Его святой воли, что укоренена в человеческой совести, как дерево в земле, как власть государства в покорности народа. Дела Господни никогда не доступны были людскому разуму. Тот, кто думал, что постиг их, был подобен слепому, что, ощупав хвост моего коня, сказал бы, что знает его красоту, породу и рост».

Так говорил жене величайший из султанов Османов.

А мимо легко ехавшей кареты как волны шли густые ряды пехоты правоверных. Они с молитвой на устах проходили около остекленной кареты Сулеймана Справедливого. Монотонно, как осенние дожди, звенели на пути шаги их.

Молодая султанша Эль Хюррем склонилась под тяжестью слов своего мужа. Она чувствовала, что каждое было на вес золота. Им она готова была всю жизнь следовать. За одним-единственным исключением…. Перед ее мысленным взором стоял первородный сын ее мужа от другой жены, что преграждал ее сыну путь к престолу султанов.

Она вздохнула и спросила:

— А какова же вторая примета властителя по мнению твоего мудрого отца — пусть Аллах будет милостив к душе его?

— Вторая примета властителя, о Хюррем, — так учил меня мой покойный отец, пусть Аллах будет милостив к душе его, — такова: «Не верь никому без оснований! Если кому-то поверил, возвысь его. Если возвысил, то не низвергай его, пока суд справедливых людей не рассудит, что он недостоин этого возвышения. Ибо слово твое, раз произнесенное, подобно полку, отправленному в бой. Этот полк уже не принадлежит тебе, он в руках Аллаха, что решает исход боя».

Сулейман Великолепный задумался и через мгновение добавил:

— Если поступишь иначе, посеешь смятение там, где должен быть покой и порядок. И в этом смятении ты сама станешь подобна флюгеру на башне, над которым так весело смеются дети, и которым ветер крутит как ему заблагорассудится.

— Мудрым учителем был твой отец Селим — пусть Аллах будет милостив к душе его. Есть ли третья примета у властителя?

— Третья его примета, как учил меня мой покойный отец Селим, пусть Аллах будет милостив к душе его, — это внимание к тому, чтобы слуги никогда не оставались без работы: лень — мать преступлений. Но так же хорошо нужно следить за тем, чтобы слуги твои не утомлялись от работы. Утомительная работа рано или поздно приведет их к отупению. Доброму же и справедливому правителю легче получить дельный совет тогда, когда он окружен умными злодеями, нежели когда он окружен честными тупицами, хотя оба этих случая следует признать равно дурными. И еще учил меня мой покойный отец Селим, пусть Аллах будет милостив к душе его, — не давать ту работу великому визирю, что может сделать визирь, а главному судье — ту, что может сделать обычный судья. Не посылать агу янычар туда, куда можно послать обычного привратника. Не поручать одну работу нескольким, ибо тогда никто за нее не сможет ответить. Не верить портному, если он говорит, что хорошо может подковать коня, а кузнецу, если утверждает, что может выстроить мост. Еще говорил, что утро вечера мудренее. Поэтому перед принятием важного решения он советовал проспать несколько ночей подряд — пусть он с миром покоится во гробе своем!

Султан вспомнил еще что-то и добавил:

— Еще говорил мой покойный отец Селим, пусть Аллах будет милостив к душе его: «Почитай духовное сословие! Но не верь, ни за что не верь тем, что других призывают к жертвам, не будучи готовыми сами что-то пожертвовать! Это злодеи и лжецы — не иначе, пусть даже носили бы они одежды хатибов и дервишей, и пусть даже были бы в святой Мекке при гробе Пророка трижды! Не будь, сын, неразумнее зверя, льнущего к кустам и деревьям, не дающим ничего, кроме отравленных ягод. Они — носители неповиновения, бунта и упадка». Так учил меня мой покойный отец Селим, пусть Аллах будет милостив к его душе!