По лезвию ножа, или В погоне за истиной - Максим Окулов

Когда мы вышли на улицу, уже почти стемнело. По московским меркам был чудный теплый вечер. Мы попрощались, и я поехал в Пилью. Приехав домой, я первым делом позвонил отцу и рассказал новость относительно гибели мамы. Отец надолго замолчал, потом, наконец, ответил:

— Да, сынок, только сейчас я начинаю понимать, сколько маме пришлось пережить от меня. Насколько я был черствым и невнимательным по отношению к ней, к ее проблемам, переживаниям и заботам. Мне все казалось, что в нашей семье больше всех достается мне: я главный, я на передовой, я кормилец, и мои проблемы для всех должны быть на первом месте. Какая-то минимальная доля истины, конечно, была в таком подходе. Ты же знаешь, как в те времена обходились с неугодными офицерами: ракетные войска плотной сетью покрывают всю территорию страны — было предостаточно гнилых мест, куда можно было перевести опального офицера. Я, откровенно говоря, всегда этого опасался. И боялся я не за себя, а в первую очередь за вас с мамой. Но, конечно, это меня не оправдывает. Я прекрасно помню, как мама пыталась достучаться до меня, намекнуть о своих чувствах, о своей вере, делала это очень осторожно, боясь моей гневной реакции, пытаясь прощупать мое отношение к этому вопросу. Я же клеймил в духе партийных съездов церковь, называл верующих тупыми дегенератами, говорил что-то о том, что не допущу, чтобы в моем доме была эта гадость и тому подобное. Вспоминать противно! Как подумаю, что маме пришлось пережить, становится тошно…

— Папа, не кори себя, все еще можно исправить!

— Как сынок, как исправить?

— Очень просто. Жить так, чтобы мама там радовалась за нас — за меня и за тебя.

Отец опять надолго замолчал.

— Сынок, ты же знаешь, что я всю жизнь был атеистом, что… — он замолчал опять, и я попытался его успокоить:

— Папа, я не предлагаю ничего резко менять, не делать никаких немедленных шагов. Если ты сегодня, вот прямо сейчас чувствуешь, что мама жива, что она не умерла навсегда, но просто перешла в мир иной, что она сейчас наш слышит, чувствует, переживает, заботится о нас. Если ты это чувствуешь, то просто помолись о ней. Просто своими словами обратись к Богу и попроси, чтобы он помиловал нашу маму. Я уверен, что одно это уже будет ей очень приятно.

— Хорошо, сын, я попробую. Как интересно в жизни происходит иногда: дети оказываются мудрее и рассудительнее своих родителей. Сынок, я очень горжусь тобой. Я счастлив, что у меня такой сын, что у нас такие отношения. Береги себя, я очень тебя люблю!

Мне на глаза накатились слезы, а к горлу подкатил комок, так что я почти не мог говорить.

— Папочка, я тебя тоже очень люблю, ближе тебя у меня нет человека на свете. Не переживай и не рви душу напрасно.

Мы попрощались, и я пошел на улицу немного пройтись и привести свои мысли в порядок. Прогулка перед сном сказалась благотворно: я спал как убитый и проснулся свежим и отдохнувшим.

19 февраля, четверг, Кипр

Помня о том, что с сегодняшнего дня у меня пост, я приготовил на завтрак овсянку на воде с медом и фруктовый салат. Трапезу дополнила чашка крепкого кофе, апельсиновый сок и тост с джемом. Для меня оказалось откровением, что постная еда может быть такой вкусной. Я привык к достаточно плотным завтракам с неизменной ветчиной, яичницей или творогом. Сегодняшний завтрак показался мне предпочтительнее, поскольку после него было приятное чувство сытости без удручающей тяжести. В общем и целом, день не сулил ничего плохого: настроение было оптимистичное, самочувствие прекрасное, на улице светило солнце и пели птицы, а я решил пойти прочитать один из положенных канонов.

* * *

Москва

День начался для Соколова точно так же, как и предыдущий: с ожидания звонка от Гансова. Мобильный телефон, который следователь взял у оперов специально для связи с киллером, лежал на столе и мерно подмигивал зеленым светодиодом. Аппарат ожил в 10.30 утра.

— Здравствуй, Гришаня, рад тебя слышать, рад, что откликнулся на мою просьбу.

— Начальник, ты же знаешь, что погоняло у меня уже другое, ты уж не позорь профессионала, лады?

— Нет проблем, я наоборот думал тебя порадовать. Думал, ты молодость вспомнишь, понастальгируешь…

— Слушай, начальник, если ты меня таким фраерским образом засечь решил, то зря стараешься, я звоню со спутниковой трубы, она не ловится. И, кстати, минутка каждая стоит гораздо дороже, чем у тебя, так что может ближе к делу?

— К делу так к делу, Гришаня. Ты сейчас работаешь по одному парню. Причем, очень неудачно работаешь, слава Богу. У меня к тебе просьба, как к давнему, — Соколов сделал короткую паузу, — знакомому: оставь парня в покое. Это, понимаешь, моя личная просьба.

В трубке повисла тишина.

— Иваныч, ты меня с кем-то спутал. Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь. Я в последнее время часы ремонтирую. Не понимаю, откуда ты узнал, но у меня действительно проблема с последним заказом, никак не могу запчасти найти. Но, будь уверен, я его выполню, потому что не в моих правилах не выполнять работу, сделать которую я обещал.

— Гансов, поверь, тебе лучше оставить этот заказ. Еще тогда, пятнадцать лет назад, ты был на волоске, и мне стоило огромных трудов удержаться от соблазна намазать тебе лоб зеленкой[25]. Я тогда положился на Господа, пусть он рассудит, и ты остался жив. Ты ходишь по лезвию, Гансов, а Бог терпит. Он терпит и ждет твоего раскаяния. Одумайся, я просто уверен, что именно сейчас ты подошел к самой последней черте.

— Ха-ха-ха-ха-ха-ха! — зашлась трубка нервным хохотом. — Бог, говоришь! Ты, что у нас, верующий?! Ну ты и лох! Да нет твоего Бога, нет! Это я тебе как профессионал в ремонте часов говорю!

— Гансов, давай заканчивать этот разговор. Ответь мне, ты бросишь последний заказ?

— Нет, мент, не брошу! Я эти часы в самые ближайшие дни отремонтирую!

Давно Соколову не было так плохо. Он очень надеялся на этот разговор, он был почти уверен в том, что Гансов согласится уважить его просьбу. Что же теперь делать? Скрепя сердце, он позвонил Денису.

* * *

Кипр

— Алло.

— Здравствуй Денис, ты сейчас свободен, мы можем поговорить? — Соколов на ходу пытался найти нужные слова.

— Что-то случилось?

— Я разговаривал с человеком, который два раза пытался тебя убить. Я очень надеялся уговорить его оставить тебя в покое. Он мне кое-чем обязан. Под «кое-чем» имеется в виду его поганая жизнь. Но благородные разбойники — это персонажи из сказки, увы. Киллера заклинило, он во что бы то ни стало хочет довести начатое до конца. Так что, Денис, тебе надо быть очень осторожным. И я сейчас же позвоню отцу, чтобы обсудить наши дальнейшие планы.