Тагир. Ребенок от второй жены - Яна Невинная

Мой Аслан. Долгожданный сын. Сейчас, глядя на своего ребенка и ощущая его на своих руках, понимаю. Этот момент стоил той агонии, что душила меня последние девять лет. Это мое благословение свыше. Награда за страдания.

Перед тем как услышала желанный крик ребенка, на мгновение провалилась в забытье. Слышала только крики врачей, а потом, почему-то, зов Тагира. Он звал меня снаружи, вытаскивая из той темноты, в которую погрузилась. Показалось ли мне? Или он действительно был рядом?

В полубреду мне привиделось, будто он держит на руках нашего сына, смотрит с любовью и гордостью, а из глаз текут слезы. Но когда меня привели в чувство, в родовой палате я оказалась одна. Только врачи и мой Аслан, лежащий в боксе.

Показалось…

В этот момент из мыслей меня отрывает дробный стук каблуков. В коридоре слышится шум приближающихся шагов. Мне кажется, словно это Тагир, который не осмелился присутствовать при родах. Я смотрю вперед, затаив дыхание.

Но, когда дверь палаты вдруг открывается, внутрь входят родители, с которыми я не разговаривала много месяцев. Папа выглядит уже лучше, нет той бледности и серости, что была, когда он болел. Хоть за это я могу быть Тагиру благодарна.

— Я очень рада, что вы здесь, — шепчу, чувствуя, как захлестывают эмоции.

Они молчат, подходят ближе, а затем мама, приглядевшись к младенцу на моих руках, дернулась и моргнула.

— Карим… — прошептала она, теребя отца за плечо и всхлипывая, прикрыла рот рукой.

Отец не отреагировал. Долго молчал, а затем прошептал:

— Аслан к нам вернулся.

Да, так я назвала своего сына. И сделаю всё, чтобы у него была иная судьба. Всё…

— Купим кроватку, устроитесь в твоей старой комнате, — кивнул отец, впервые взглянул на меня с тех пор, как они зашли.

И в груди у меня пышным цветом расцвела надежда. Словно раскрывшийся бутон, расправила лепестки, протянула их к небу, наслаждаясь солнечными лучами.

А после выписки весь бизнес Юсуповых был официально переписан на моего сына. Но это были те деньги, владеть которыми я не желала.

Неделю спустя

Тагир

— Динар, будь здесь, — приказываю начальнику своей охраны, выходя из машины к воротам кладбища.

Он ездит со мной теперь для проформы. Никакая охрана мне более не нужна, охранять нечего и некого. Прохожусь вдоль низких оградок и каменных памятников к могилам родителей. На похоронах я не присутствовал, находясь в местах, не столь отдаленных. Только, выйдя из-за решетки, свободным я себя не почувствовал.

Скольжу взглядом по датам на каменных памятниках, неизвестно кем установленных. Участия в организации похорон и обустройстве могил я не принимал. Я только отдал распоряжение, чтобы они не лежали рядом с Маликой.

Известие о гибели родителей застало меня врасплох. И факт того, что именно отец положил ружье на виду у матери — целых два раза, тяготил, заставлял прокручивать нашу жизнь с самого начала. Из раза в раз. Как я мог не заметить, что он руководил ею, умело используя состояние аффекта. Мать всегда была горячей, обуреваемой гневом и ненавистью.

Вот только какие мотивы были у отца? Не хочу думать, что он такой трус, что дал женщине вершить месть, но других вариантов не вижу.

Постояв какое-то время, возвращаюсь в машину и прошу Динара проехать чуть дальше.

— В лес? — удивленно спрашивает он, и я киваю. Не комментирует, выполняет наказ. Мы въезжаем на участок дороги, ведущий к предгорью. То самое место, где отец часто охотился. Брал меня на охоту с собой, хотел научить выслеживать добычу. Многие тропы мне известны.

Хочу пройтись по ним, погрузиться в прошлое, потому что будущее без Ясмины беспросветно. И сейчас это то немногое, что способно подарить мне хоть и мнимый, недолгий, но покой.

Здесь хорошо дышится, напитываюсь лесным воздухом, вспоминая, как бродил тут с отцом, слушал его рассказы. Замечал ли я тогда, зеленым пацаном, какая гниль живет в душе родного человека, кого я боготворил? Счастливые воспоминания навсегда омрачены.

Нет их больше. Ничего нет. И надежды тоже.

Сам своими руками уничтожил. Порой я думаю, что мог сделать иначе. Заметить пагубное влияние отца на мать, странное поведение Ахмета, больную любовь матери. Тысяча если, столько же "бы", вариантов развития событий проносится в голове много. Думаю, перебираю, злюсь на себя снова, что всё упустил, потерял навсегда. Бизнес не радует, всё опостылело, Ясмина для меня запретна, а мой ребенок обо мне никогда не узнает…

Я лишь прокручиваю события прошлого, размышляя, что мог бы сделать по-другому, но каждый раз оказываюсь у этой точки невозврата. И так по кругу. Ведь ничего другого мне не осталось. Только воспоминания и боль. Агония, вспарывающая грудную клетку.

Подхожу к краю обрыва, откуда сорвались родители. Их бы и не нашли, если бы не GPS в телефоне, по которому их обнаружил дядя. Мелкий камешек срывается вниз, и я думаю о том, больно ли им было. Долго ли мучились. Странная штука человеческая психика. Мертвых сложно ненавидеть. А может, просто во мне атрофировались все чувства. Ничего не ощущаю, лишь ветер, раздувающий волосы. Больше мне тут делать нечего.

Наконец достигаю пункта назначения. Старое раскидистое дерево, многовековой дуб с огромным стволом, который не охватить руками, с раскидистыми ветвями и большим узким дуплом. Об этом месте мало кто знает, тропы тут нехоженые, но я с детства помню нужный поворот, невидимый глазу. Только если знаешь, как пройти, сможешь добраться до нужного места.

Меня ведет озарение. Откуда-то знаю, что нужно протянуть руку и засунуть ее в дупло. Темное нутро холодит кожу. Натыкаюсь пальцами на целлофановый пакет. И сердце останавливается.

Вытягиваю наружу завернутый в прозрачный плотный пакет сверток. Немного сырой, но конверт внутри остался сухим. Пахнет древесиной и немного табаком. Ощущение, что рядом отец. По телу скользит могильный холод. Вскрываю конверт и провожу пальцами по ровным строчкам.

Почерк отца не испортился, как у многих современных людей, кто не практикует написание ручкой. Каллиграфический.

Письмо короткое, одна страница. Но каждое слово намертво ввинчивается в мозг.

«Сын. Знаю, что ты нашел это письмо. Сожги, как прочтешь.

Впрочем, твое право делать с ним что хочешь. Ты сам теперь управляешь своей жизнью, а не отвечаешь за грехи своих родителей. Я об этом позаботился. Мы с тобой больше не свидимся, так что я считаю себя обязанным сказать свое слово тебе в последний раз.

Всю жизнь я был слеп. Из-за глупой ревности считал твою сестру плодом измены. Корил себя за слабость перед неверной женой. Так любил, что не мог ни выгнать, ни подтвердить свои подозрения.

Зря. Был бы я храбрецом, и не случилось бы с нашей семьей беды.