Эвтаназия - Ирина Шанина

К соседнему стеллажу была небрежно пришпилена бумажка, на которой корявым почерком было написано: «Сдаваемые книги складывать тут». Судя по количеству лежащих там экземпляров, библиотека как форма проведения досуга не пользовалась среди обитателей пансионата большой популярностью. На стеллаже лежала одна-единственная книга: «Русские народные сказки», свежее издание с иллюстрациями модного художника.

Единственным украшением интерьера был план эвакуации при пожаре персонала и отдыхающих в «Городе солнца». Территория пансионата, как явствовало из плана, представляла собой почти правильный двенадцатиугольник, в каждом углу которого было по башне. В случае пожара персонал и отдыхающие должны были быстро двигаться по направлению к башням (на плане это показывали жирные синие стрелки). Слева внизу была размашистая подпись директора пансионата, справа — подпись и печать пожарной охраны.

— Вы чем-то интересуетесь? — проскрипел кто-то у меня над ухом.

Я вздрогнула и обернулась.

Существует много слов и словосочетаний, с помощью которых можно описать внешность очень пожилого некрупного мужчины. В большинстве вариантов мужчину такого типа сравнивают с представителями растительного мира, в частности с классом грибов: «сморчок», «мухомор», «старый гриб». Любое из этих выражений идеально подходило к здешнему библиотекарю.

— Вы чем-то интересуетесь? — повторил он свой вопрос.

— Да, — растерянно ответила я, потрясенная его внешним видом, — вот… записаться хочу.

«Мухомор» удовлетворенно закивал с таким видом, как будто он еще много лет назад предвидел, что я заявлюсь в его библиотеку за парочкой-тройкой книг. Он медленно подошел к своему рабочему месту и сел (громко хрустнули суставы). Нацепив на нос очки, дедок поднял на меня глаза:

— Я должен заполнить формуляр. У вас есть какой-нибудь документ?

Документа у меня никакого не было, все мои документы находились в сумке, а сумка в номере. Правда, за поясом у меня был «пернач», который в определенных случаях вполне успешно заменяет любой документ, но сейчас был не тот случай. «Старого мухомора» отсутствие у меня удостоверения личности не смутило, он заметил, что на худой конец сойдет и магнитная карточка от номера.

— Имя и фамилию запишу с ваших слов, — бормотал он, доставая картонный формуляр, — когда придете книжки сдавать, принесите документы.

Он записал номер корпуса и номер комнаты.

— Имя, фамилия, отчество? — Ручка зависла над соответствующей строкой в формуляре.

— Муромцева Василиса Михайловна, — бодро, по-военному, отрапортовала я.

Рука библиотекаря задрожала, на формуляре появилась кривая, начертанием мало похожая на мою фамилию.

— К-как, вы сказали, вас зовут? — пролепетал он.

— Василиса, — зычно ответила я, радуясь, что хоть кого-то здесь взволновало мое имя. — Василиса Михайловна… Муромцева.

— Да, конечно, — невпопад забормотал «мухомор», — этого следовало ожидать рано или поздно.

Он отложил испорченный формуляр в сторону.

— Так какую книгу вы хотите взять, Василиса Михайловна?

Я ткнула пальцем в стеллаж, где сиротливо лежали «Русские народные сказки»:

— Вот эту!

«Мухомор» почему-то совершенно не удивился (а мог бы — с чего вдруг взрослая тетенька начала интересоваться детскими книжками). Он сполз со стула (суставы проиграли небольшую токкату) и медленно доковылял до стеллажа.

— Брали ее недавно, — доверительно сообщил он, хотя этот факт не нуждался в подтверждении, — девушка брала, вроде вас, только темненькая… Симпатичная. Читала ее неделю, потом принесла, сказала, что теперь ей все ясно.

— Как звали девушку? — пошла я в атаку. — Вы формуляр заводили?

— Да-да, — важно кивнул библиотекарь. — Она с документами пришла, я сразу карточку завел.

Он вернулся к столу, вытащил длинный фанерный ящичек с формулярами, коих было не больше десятка, и начал поиски. За то время, пока он перебрал десять формуляров, вполне могла бы возникнуть, достигнуть расцвета и уйти в небытие небольшая вселенная.

— Вот, — он наконец вытащил карточку, — Савушкина Марина Владимировна. Корпус первый, комната сто тринадцать.

Я так и думала. Книгу брала Марина, и теперь эта книга позарез нужна мне. Возможно, она оставила там какие-нибудь заметки на полях. Жаль только, что она не «Страшные тайны „Дорогомилова“» читала.

— Берете? — Библиотекарь протянул мне сказки. — Книгу нужно вернуть через два дня. Если не успеете прочитать, нужно зайти и продлить. Сегодня двадцать восьмое апреля, четверг. Стало быть, принесете ее в субботу, тридцатого…

Я кивнула и взяла книгу.

— У вас пакетика не найдется, часом? А то я еще погулять хочу, боюсь, книжка испачкается.

— Пакетик найдется, — успокоил меня «мухомор».

Он выдвинул ящик стола (в воздух взметнулось небольшой пыльное облачко) и достал веселенький пакет с иллюстрацией к «Лукоморью» — только, в отличие от картинок, висящих около кабинета Евдокии Петровны, здесь была изображена печального вида барышня, выглядывающая из окна невысокой башенки. Под окном сидел огромный пес и преданно смотрел на тоскливую девицу. «В темнице там царевна тужит, а бурый волк ей верно служит», — догадалась я. Как-то они здесь чересчур увлекаются фольклором. Я запихнула книжку в пакет, попрощалась и вышла на улицу.

Через пятьдесят метров аллея повернула под прямым углом, и я почти сразу уперлась в забор, как раз в том месте, где находилась башенка. Можно считать, что первая часть плана — незамеченной добраться до забора — выполнена. Теперь нужно решить, куда двигаться дальше, по ходу часовой стрелки или против. Вопрос имел чисто практическое значение — пейзаж вдоль забора представлял собой настоящую чащобу. Вековые ели, нижние ветви которых (кажется, у елей это называется лапы) касались земли, заросли какого-то колючего на вид кустарника, поросшие мхом бревна — все это в совокупности обещало приятную прогулку.

Я прикинула, где я могу сейчас находиться, если брать относительно главных ворот, и повернула направо — по часовой стрелке. Метров через пятнадцать я уже пожалела о том, что вообще ввязалась в это мероприятие. Каждое встреченное мной дерево (а их было немало) так и норовило хлестнуть меня по лицу колючей веткой; если ветки были высоко и по лицу не получалось, деревья мстительно и больно цеплялись за волосы; мшистая земля под ногами подозрительно хлюпала и пружинила, сильно смахивая на болотце… Пара неудачных шагов — и вот уже холоднющая и грязная вода добралась до носков, намочила их и начала чавкать в ботинках. Каюсь, я чуть было не повернула назад. Но поскольку никто не любит признаваться в собственном малодушии, я наметила себе последний рубеж: доберусь вон до той поваленной сосны, после чего поверну обратно. Но поворачивать не пришлось…

Поваленная сосна оказалась лишь вершиной айсберга, но я поняла это, только когда с большим трудом, пару раз уронив и чудом перехватив около самой земли пакет с книгой, перелезла через нее и уперлась в живописную кучу бревен, которую в литературной речи обычно называют буреломом. Продраться через этот бурелом означало сломать себе шею или ногу, и только если очень повезет — руку. Я облегченно вздохнула: теперь не нужно идти на компромисс со своей совестью, я же не самоубийца. Но только было я собралась повернуть обратно, как вдруг услышала голоса.