Игорь Северянин - Вера Николаевна Терёхина

Но пока молодёжь молода, Не погаснет на небе звезда, Не утопится солнце в воде, — Да весенятся всё и везде! И смотрю я в сплошные глаза: В них — потоп, а в потопе — гроза».

Не каждому слушателю удавалось приблизиться к поэту-грёзэру. Александр Дейч, живший в Одессе, вспоминал, как вначале познакомился с ним по книге «Громокипящий кубок», а затем, во время гастролей Северянина в Одессе, пришёл на его концерт:

«...Горели хрустальные люстры, обливая молочно-белым светом красивый зал Купеческого собрания. На эстраде — Игорь Северянин в хорошо скроенном чёрном костюме с белой хризантемой в петлице. Теперь ещё больше походил он на Оскара Уайльда. Только вот, помнится, по описаниям, во время турне по Америке выходил с жёлтым подсолнечником в бутоньерке.

Манера чтения стихов была у Игоря Северянина особенная. Сколько бы её ни описывали, — а это делали многие, — тому, кто не слыхал поэта, трудно её представить. Кажется, не сохранилось записей его голоса, по крайней мере, мне не приходилось слышать таких записей. Это не было декламацией, построенной на нарочитой напыщенности, не было в его чтении и обычных в то время “завываний”. Он произносил стихи нараспев, находя для каждого из них свою мелодию. Полупение-получтение — так можно определить его манеру. Удивительнее всего, что даже малозначительные его “поэзы” воспринимались всерьёз и волновали слушателей, особенно же слушательниц. По прошествии полувека большинство тогдашних стихотворений Игоря Северянина выглядят манерными и вышедшими из моды, даже немного смешными:

Я вскочила в Стокгольме на летучую яхту, На крылатую яхту из берёзы карельской, Капитан, мой любовник, встал с улыбкой на вахту, Закружился пропеллер белой ночью апрельской. <...> Я, гений Игорь Северянин, Своей победой упоён...

Или:

Я прогремел на всю Россию, Как оскандаленный герой... Литературного мессию Во мне приветствуют порой; Порой бранят меня площадно; Из-за меня везде Содом! Я издеваюсь беспощадно Над скудомысленным судом.

Какой благодарный материал давал поэт разозлённым фельетонистам и растревоженным обывателям! И этим он пуще привлекал внимание, собирал переполненные залы своими поэзоконцертами и слыл российским Оскаром Уайльдом.

Он и в самом деле по внешнему облику походил на знаменитого английского эстета. Так, по крайней мере, мне сразу показалось, когда я увидел перед собой высокого, молодого ещё человека, стройного, с крупными чертами несколько асимметричного лица и большими, но полузакрытыми глазами».

Современники находили Игоря Северянина даже внешне похожим на Оскара Уайльда. Правда, некоторые относились к этому скептически. «Уайльд с Подьяческой» — так иронически обращались к Северянину, сходство которого с английским денди отмечали критики. Всеволод Рождественский видел в нём «провинциальную карикатуру на портреты Оскара Уайльда». Бенедикт Лившиц вспоминал: «Он, видимо, старался походить на Уайльда, с которым у него было нечто общее в наружности. Но до чего казалась мне жалкой русская интерпретация Дориана!» Северянин относился отрицательно к подобным сравнениям: «Люди, уверяющие меня, что я похож на Оскара Уайльда, говорят мне дерзость: я очень люблю Оскара Уайльда, но с меня достаточно быть похожим на себя». «Иронящий Уайльд» привлекал поэта, он написал стихотворение «Афоризмы Оскара Уайльда» (1918).

Образ Оскара Уайльда в глазах современников настолько слился с Игорем Северяниным, что был увековечен в жанре «кинопоэзы». Вот как журнал «Пегас» в свойственном ему ироническом тоне рассказывал о кинопоэзе Игоря Северянина, снятой по мотиву поэзы «Ты ко мне не вернёшься...»:

«Надпись на экране перед портретом автора кинопоэзы:

Я — гений, Игорь Северянин, Своей победой упоён! Я повсеградно оэкранен, Я повсесердно утверждён. И. С.

Портрет автора на экране — дважды, в начале и в конце картины. Фигура под Оскара Уайльда. Взмах головы — гения».

Здесь всё не случайно: и цитата, и фигура автора, и сравнение с Уайльдом. Северянин проявлял особый интерес к кинематографу. Его поэза «М-me Sans-Gene. Рассказ путешественницы» навеяна пьесой французских драматургов Викторьена Сарду и Эмиля Моро «Madame Sans-Gene» (поставлена в 1893-м, издана в 1907-м, русский перевод — 1894-й), которая была инсценирована для кинематографа обществом «Фильм д’Ар».

Одно из его стихотворений, «Июльский полдень» (1910), носит подзаголовок «Синематограф». Синематограф — кинематограф — принятое в 1910-х годах XX века обозначение кино; выносилось как подзаглавие в рекламах и либретто видовых и игровых фильмов так называемых электротеатров. В первой строке текста «Элегантная коляска, в электрическом биенье / Эластично шелестела по шоссейному песку...» «электрическое биенье» — не только указание на «электротеатры», но и эстетически осмысленный эффект шума кинопроектора.