Последняя любовь Аскольда - Наталья Шатрова

Довольная улыбка Бажана дразнила женщину. Она кусала губы с досады. На ее лбу и верхней губе выступили капельки пота. Наконец в сердцах Ярина дернула и шмякнулась вместе с сапогом на пол. Из него посыпались византийки.

С удивлением Ярина уставилась на золотой дождь. Она взяла сапог, недоверчиво потрясла его. Из него вылетели еще две монетки. Глядя на растерянный вид жены, Бажан рассмеялся:

– Ты ищешь там плеть? Неужели ты думала, что я смог бы ударить тебя?

– Я бы все равно не обиделась, – смутилась Ярина, – ведь этот обряд делается понарошку.

Бажан нахмурился:

– Глупый и злой обряд.

Бажан встал с лавки, подошел к Ярине, поднял ее с пола и прижался ртом к ее губам. Они долго стояли, обнявшись, вдыхая аромат друг друга, пробуя друг друга на вкус, блуждая губами по лицу, а руками по телу.

Со двора доносился шум: разгулявшиеся гости пели, смеялись, вскрикивали, но влюбленные ничего не слышали и не замечали, утопая в блаженстве.

Темнота пробиралась в покои, затеняя углы и скользя дымкой по деревянному полу.

Постепенно шум на дворе стал умолкать. Умолкли звуки свирелей и дудок, никто уже не пел песен. Изредка раздавались приглушенные взвизгивания, смех и тихий говор колобродивших, не до конца упившихся гостей.

Наступила ночь – теплая, сладкая, благоухающая луговыми цветами, напоенная жаркой любовью.

Ярина и Бажан подошли к раскрытому оконцу. Ярина, наслаждаясь короткой тишиной и спокойствием, взглянула на высыпавшие на небо звезды. В этот миг, будто по заказу для них двоих, раздалось пение соловья.

Завороженные влюбленные стояли у окна, слушали вечную соловьиную песню и смотрели на блестящие недосягаемые звезды.

Раздалась последняя трель, и соловей умолк. Ярина опечалилась.

– Как это грустно, Бажан. Мы так мало живем на свете. Вот сейчас нам поют соловьи, мерцают звезды. Но мы умрем, а соловьи все так же будут петь, и звезды будут гореть, и все останется как прежде, а нас не будет…

– Ты не права, Ярина. Да, мы умрем, но после смерти попадем в прекрасный сад, где счастье наше будет вечным. И это все на земле не останется таким же, как сейчас. Будут петь другие соловьи, деревья будут другими, и весь мир будет другим, обновленным, и в нем будут жить наши дети, внуки, правнуки. А мы с тобой будем жить в наших потомках, как сейчас в нас живут наши предки. И не надо думать о смерти в такой прекрасный день.

Обняв, он подхватил Ярину на руки и понес к ложу, призывно манящему белоснежным благоухающим покрывалом.

Волхв проснулся от едва слышного постукивания. Он уже давно ждал этого сигнала и, сразу вскочив, в нетерпении бросился открывать дверь. На пороге стоял босой мальчик лет двенадцати в грязной залатанной одежде. Он опасливо оглядывался, а увидев старца, обрадовался: хоть одна живая душа на капище есть.

Волхв провел отрока в пещеру, закрыл дверь, зажег лучинку. Помещение осветилось, но света все равно не хватало, чтобы проникнуть во все темные углы. Поглядывая на ужасные тени в глубине пещеры, мальчик дрожащим голосом произнес:

– Князь Олег ждет тебя за Угорской горой.

Волхв кивнул в ответ, молча надел лыковые лапти, перевязал их конопляной веревкой и, задув свечу, вышел следом за мальчиком, опираясь на свой любимый посох со змеиной головой. Он не позаботился запереть дверь в пещеру. Никто из полян, впрочем, как и в других славянских землях, не закрывал дверей в бедные избы. Воровать было нечего, кроме двух-трех мисок и плошек да глиняного котла. Одежда, как правило, была на теле. Лишнего не держали, жили более чем скромно.

Волхв, правда, хранил много ценных культовых вещей для проведения ритуалов, но все это было надежно спрятано. Да и ночью к Красной Горке мало кто отважится подойти, страшась грозного бога Перуна.

Продвигаясь следом за мальчиком, который то убегал вперед, то, вспомнив, что у старика не такие резвые ноги, как у него, возвращался назад, волхв обдумывал свою речь, давно сочиненную вместе с княгиней.

Князь Олег понимал, что Киев просто так не взять. Длительная осада может привести к многочисленным потерям среди горожан, которые впоследствии, если Олег займет стол, не простят ему смерти близких. Волхв знал, что князь Олег после захвата киевских земель не собирался возвращаться в Новгород, а значит, ему было далеко не безразлично, как его встретят киевляне.

Проведя зиму в Новгороде, волхв многое узнал об Олеге и хорошего, и неприятного, но утвердился в мысли, что доверять ему можно. Убедить же воинственного воина пойти в поход на Киев ему вообще не составило большого труда. Олег так и пылал желанием завоевывать новые земли. Он благополучно и без потерь захватил Смоленск и Любеч, тамошние князья беспрекословно дали согласие на верность. Но Киевом правят опытные и боевые князья Аскольд и Дир, которых не так-то просто покорить.

Безусловно, силой Киев быстро не взять. Здесь нужна хитрость, и кому, как не княгине, знать, как можно выманить киевских князей из крепости. В этом-то и состоял простой расчет волхва и княгини. Она поможет Олегу, а тот, в свою очередь, должен обещать ей не только неприкосновенность, но и возможность остаться в своих хоромах со своей дворней.

Волхв знал, что добиться послабления для княгини от тщеславного варяжского князя будет сложно, но возможно, а ему лучше не жить, чем лишить племянницу надежды на лучшую долю, а себя обречь на безвестную смерть рядом с заброшенным, никому не нужным Перуном.

Спозаранку проснувшийся Киев принялся за свои обычные каждодневные дела. Шли молодки за водой. Спешили на торжище первые покупатели. Степенные купцы раскладывали в лавках богатый товар. Рыбаки выгружали свои лодчонки на пристани. Множество торговых судов стояло на приколе: и груженые, осевшие, готовые вот-вот тронуться в путь, и пустые, с опущенными парусами. Тут же находились наготове и военные сторожевые ладьи.

Денек выдался ласковый и солнечный. Теплый ветер ласкал лицо горожан. Хмурых и озабоченных рано утром не встретишь – дурная примета. Люди спешили еще издалека улыбнуться друг другу, чтобы удачу на весь день завлечь, а лихо прогнать. И никто не знал, что беда уже у самого города стоит, что волхв и княгиня ее сами накликали.

С утра князья Аскольд и Дир сидели в гриднице. Аскольд позевывал. Ну и скукотища! Раньше, бывало, летом они с братом в поход уходили, а теперь – старые, что ли, стали? – все дома сидят.

Хорошо, что никакой враг их пока не беспокоит. Ходят, правда, слухи о новгородском Олеге, который захватывает земли по Днепру, но в Киев-то он не сунется – это уж дудки. Неприступен град со всех сторон, дураком надо быть, чтобы пытаться его силой взять.

Но береженого бог бережет, и Аскольд с Диром, посовещавшись, решили охрану усилить и быть в любой момент готовыми отразить нападение. Только Аскольду мало верится, что Олег решится идти на Киев. Не самоубийца же он? Кому, как не ему, знать, что киевская дружина сплошь из варяжских воинов состоит – его соплеменников. Неужто на своих руку подымет? Да одно то его остановит, что дружина эта храбрость свою и смелость не раз в боях доказывала: с печенегами, с болгарами, да и Царьград могли взять, если бы не буря.