Игра лисиц. Секретные операции абвера в США и Великобритании - Ладислас Фараго

Ирландцы пошли на сотрудничество охотно, но не бескорыстно. Они восприняли интерес немцев к ним как манну небесную и постарались вытрясти из новых союзников все, что можно. В конечном итоге они просто «раскрутили» абвер на весьма существенные вложения, а отплатили лишь несколькими настоящими терактами, хотя приписывали себе причастность ко всем авариям на заводах, кораблях, железной дороге, к которым не имели никакого отношения[75].

Тем не менее в начале 1940 года призрак саботажа стал ощутимой и болезненной реальностью, заметно вредившей военным усилиям. МИ-5 не только оказалась неспособной противостоять его буйству, но, как показал случай на пороховом заводе, не сумела и обнаружить преступников, несмотря на интенсивные поиски и заверения.

На Уайтхолл ответственным за провалы был избран генерал Келл. Его работа в секретной службе вела начало от Боксерского восстания 1899–1900 годов и от службы на беспокойной русско-китайской границе. Он только что отметил свой шестьдесят шестой день рождения, был в послепенсионном возрасте и находился на вершине могущества. Он принадлежал к поколению тех контрразведчиков, которые либо уходили в небытие, либо коснели на своих должностях. Их методы, когда-то эффективные, стали безнадежно устаревшими и не соответствовали условиям высокомеханизированной современной войны, в которой шпионаж и диверсия играли беспрецедентно большую роль.

Келл также был очень болен, и повседневное руководство МИ-5 перешло в руки других мастодонтов, таких, как его заместитель с 1913 года Холт Уилсон и группа старомодных приверженцев охоты и рыбалки. О кризисе руководства в МИ-5 стало известно на Даунинг-стрит, 10. Хотя на премьер-министра оказывалось сильное давление с целью смещения Келла (особенно со стороны несговорчивого сэра Джозефа Болла, стремившегося к этому посту), было решено подождать другого острого кризиса, который оправдал бы прямое требование его отставки.

Затем совершенно внезапно вся карьера Келла скрылась в дыму, оставшемся от налетов люфтваффе. К тому времени в здании тюрьмы Уормвуд-Скрабе располагалось быстро растущее секретное ведомство со своими заветными картотеками и папками, содержащими фамилии всех предположительно неблагонадежных лиц. Этот огромный массив ценнейшей контрразведывательной информации был уничтожен зажигательной бомбой и сгорел дотла. Хотя эти данные были становым хребтом «пятерки», ущерб не был сочтен непоправимым, поскольку фотокопии всех материалов хранились в безопасных укрытиях – именно с целью уберечь их от подобного аутодафе.

Но когда привезли эти копии, оказалось, что большинство негативов были недо– или передержаны и не годились, чтобы печатать с них фотографии. При восстановлении картотек было совершено так много ошибок, что вся коллекция оказалась бесполезной.

Келла пригласили на Даунинг-стрит и предложили подать в отставку. Он неохотно согласился. Вернувшись в управление, он собрал весь штат, бесстрастно попрощался и вышел, чтобы больше никогда не появляться в «пятерке». Он умер «неизвестным общественности и забытым властями», как печально прокомментировал Баллок два года спустя.

Некоторое время преемником Келла был один ветеран контрразведки, которого сменил сэр Дэвид Петри, шотландец с большим и славным послужным списком в индийской полиции. Петри задержался на этом посту, чему способствовали и два его блестящих помощника: Дик Голдсмит Уайт, выпускник английского и американского университетов, избравший карьеру контрразведчика, и Гай Лидделл, бывший в молодости виолончелистом и находившийся на службе в МИ-5 с 1919 года.

Еще при Келле в «пятерку» пробились новые люди, главным образом из Скотленд-Ярда или из армии. За ними последовали другие: способные, сообразительные, энергичные, инициативные выпускники университетов и профессионалы, люди с воображением и авантюристическим характером. Увлекающиеся дебютанты имели пристрастие к методам, почерпнутым из шпионских триллеров, и применяли их при выслеживании настоящих шпионов.

Одной из таких белых ворон был Ким Филби, в первый раз проникший в эту страну воздушных замков и сумасшедших домов британской секретной службы. Там он не задержался. Его советские хозяева велели ему внедриться в СИС, и он вскоре перевелся в МИ-6.

Большинство из остальных, задержавшихся надолго, были лучше, чем Филби. Среди даровитых новичков, прибывших в эту службу, был выдающийся юрист Герберт Лайонел Адольфус Хауорт, впоследствии имевший практику в Верховном суде, историк искусства Энтони Фредерик Блант, а также Кеннет Гилмор Янг, поверенный лондонского общества адвокатов (впоследствии министр лейбористского правительства) и Джон Сесил Мастерман, ректор Вустерского колледжа Оксфордского университета и заядлый игрок в крикет, автор исторического романа о наполеоновском маршале Нее. Сорокадевятилетний Мастерман, старший по возрасту из всех новичков, стал одним из руководителей группы «Двойной крест».

Хотя абвер живо интересовался состоянием дел в МИ-5 и, как мы увидим, имел своего человека в рядах английских контрразведчиков, он ничего не знал об изменении руководства. Во-первых, не было очевидных итогов смены поколений. Насколько было известно в Гамбурге, провалился лишь один из их агентов. Канарис так гордился своей шпионской сетью, что даже хвастался итальянскому графу Галеаццо Чиано, что у него никогда ранее не было столь продуктивных агентов в Англии, был даже такой, что отправлял до 25 сообщений в день[76].

Вскоре, однако, абвер узнал о переменах в британской секретной службе благодаря внезапному ухудшению состояния их сети в Англии. Агенты, в свое время удачно избежавшие первой облавы, один за другим переставали выходить на связь. Первыми исчезли Маргарда Краус и один из лучших агентов капитана Диркса, которого выдал Оуэне еще в октябре[77].

Они лишь предвосхитили судьбу остальных.

В регистре гамбургского отделения серии 3500, 3600 и 3700 были зарезервированы для агентов в Великобритании. К началу войны почти все наличные номера были использованы для обозначения таких шпионов, каждый был присвоен реально действующему оперативнику, более или менее часто выходящему на связь с центром.

Теперь становилось все больше и больше замолчавших. Некоторые добровольно отказались от службы (не позаботившись даже о том, чтобы отправить в Гамбург официальное прошение об отставке). Другие не могли выйти на связь из-за помех и препятствий, вызванных военной обстановкой. Третьи были интернированы и изолированы на основании Закона о государственной тайне без предъявления им официального обвинения[78].