Такой я была - Смит Эмбер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Забудь, – отвечает Аманда и качает головой.
Но тут на помощь приходит Крыска.
– Ты и Кевин, – говорит она.
– Ч-что? – Слова липнут к языку. Мне и Кевину не место в одном предложении, мы несовместимы даже мысленно, мы из разных галактик.
– Заткнись! – шипит на нее Аманда. – Я хотела забрать твои вещи, – обращается она ко мне.
– Что ты несешь? – набрасываюсь я на Крыску.
– А то, что ты и ее брат…
– Заткнись, черт тебя дери! – кричит Аманда. – Я же сказала – мне все равно! – занимались сама знаешь чем, – заканчивает Крыска и окидывает меня таким взглядом, будто я и впрямь мерзкая грязная шлюха.
Мысли путаются, и у меня с трудом получается оформить их в слова.
– Я… я… что? Да я никогда… с чего ты взяла?
– Брось, – фыркает Крыска. – Все же в курсе.
Я поворачиваюсь к Аманде и пытаюсь говорить, хотя меня сейчас, кажется, вырвет.
– Это ты разносишь эти бредни? Зачем ты это выдумала?
– Ничего я не выдумала! Он сам мне сказал. – В ее глазах опять появляется этот презрительный взгляд. – Так что не надо делать вид…
– Я никогда. Никогда. Никогда бы не сделала ничего такого, ты, чертова лгунья! Я его ненавижу. Да ни в жизни! Я никого в мире так не ненавижу. Он мне отвратителен! И ты… и ты тоже! Ты отвратительна, потому что напоминаешь мне о нем! – Я тычу в нее пальцем, размахиваю руками, как ненормальная, надвигаюсь на них с Крыской, заставляя их пятиться.
– Он сказал, что вы с ним… – начинает Аманда, но я не позволю ей больше сказать ни слова.
– Лучше бы он сдох, поняла? Как бы мне хотелось, чтобы он сдох поскорее! Ничто в мире не принесет мне большего счастья, если с ним случится что-то ужасное. Поняла?! – Я уже в паре сантиметров от нее. И не могу заставить себя остановиться. – Поняла или нет!?
Меня пронзает дикая злоба, электрический заряд; мне кажется, я могу ее задушить, словно мои руки контролируют участки мозга, не знающие логики – те же, что заставляют меня говорить эти ужасные слова.
Слова, которые выдают меня с головой. Кажется, я могла бы… о боже, мои руки. Они тянутся к ней. Они способны на что угодно. Они могут причинить вред.
Она падает на пол.
Ее подруга кричит:
– Ты совсем психованная, что ли?! Ты что творишь?!
А я ору:
– Я убью тебя, убью, если еще раз это скажешь! – Аманда смотрит на меня, по щекам ее катятся слезы, и она становится похожа на себя семилетнюю, на мою Мэнди. Но меня уже не остановить. – Никогда больше не говори этого, ясно? Ни мне, ни кому-то еще. Или, богом клянусь, я тебя убью.
Всю дорогу домой я плачу. Иду по улице и всхлипываю. Мне все равно, кто меня видит, как я выгляжу и что подумают люди. Дома я запираюсь в комнате.
Просто лежу, уставившись в потолок.
Я довела до слез Мару. Стива. И Аманду.
Все, кому я была небезразлична, меня возненавидели. Я несколько часов кручу в голове эту мысль и в конце концов заболеваю. Мой организм просто не выдерживает.
На следующий день я не иду в школу. Смотреть им в лицо выше моих сил. Сообщаю Ванессе, что заболела. Та трогает мой лоб и говорит, что у меня жар. Я сплю, сплю, сплю весь день. Никто меня не беспокоит. Весь день и всю ночь я одна в своем спальнике дрейфую между явью и сном.
– Успокойся, детка, все будет хорошо, обещаю, – голос Ванессы доносится сквозь сон. Во сне я плачу, а она хочет обо мне позаботиться, и я пытаюсь не противиться ей. Открываю глаза. Сквозь занавески пробивается тусклый свет. На будильнике 5:10.
– Все наладится, сынок, вот увидишь, – слышу я голос Коннера, такой ласковый, что мне начинает казаться, будто я еще сплю.
– Нет, пап… тебя там не было. Не думаю, что все наладится.
Кейлин. Это он плачет, а не я. И я уже не сомневаюсь, что проснулась.
– Коннер, может, позвонить Армстронгам? – спрашивает Ванесса. Нас разделяет дверь моей комнаты, ее голос звучит приглушенно, но я не сомневаюсь, что речь шла об Армстронгах – то есть о Кевине. Я резко сажусь и прислушиваюсь.
– Нет! Не звоните им. Только не сейчас… пока не выяснится, что… – Кейлин замолкает и снова всхлипывает. Но почему он здесь? Зимние каникулы только через неделю. Что-то не так.
Я отпираю дверь и выхожу в гостиную, ступая маленькими шажками. Никто не слышит, как я вхожу. Посередине на диване сидит брат, обхватив голову руками; рядом с ним – Ванесса в халате и тапочках, она обнимает его за плечи; Коннер стоит, переминается с ноги на ногу и неуверенно поглаживает Кейлина по плечу. Никто не произносит ни слова. Кейлин плачет – его тело сотрясается от рыданий.
– Что случилось? – спрашиваю я.
Они все поворачиваются ко мне. Но никто ничего не говорит. Кейлин роняет голову на руки. Подбородок Ванессы дрожит.
– У Кевина неприятности, детка, – наконец произносит Коннер.
– Ч-что? Что он сделал?
– Сделал? – набрасывается на меня Кейлин. – Он ничего не делал!
– Тс-с-с, – успокаивает его Ванесса.
– Ладно, что стряслось? – я пробую спросить по– другому.
– Все выяснится, так что успокойтесь! – кричит Коннер. – Иди, Кевин… у него небольшие проблемы, но скоро во всем разберутся, и все будет в порядке.
– Какие проблемы? – У меня начинает чесаться рука – тревога словно скапливается под кожей.
– Одна девчонка из общежития заявила, что он ее изнасиловал! – выкрикивает Кейлин и, не заметив моей реакции, добавляет: – Но, естественно, он этого не делал. И я не знаю, что будет дальше. У нас была полиция, и.
Дальше я ничего не слышу: кто-то в моей голове берет молоток и начинает стучать по мозгам. Кто-то кричит: о боже, нет, нет, нет, нет! Кажется, я сейчас упаду, перестану дышать. Знакомая старая пуля впивается все глубже. На этот раз она точно доберется до сердца. Нет, до желудка. Я бегу в ванную и успеваю как раз вовремя, чтобы поднять крышку. Меня выворачивает.
Я сажусь на холодный кафельный пол. Голова гремит, как будто там в буквальном смысле война – с бомбами, снарядами, пушками и ранеными. Он снова это сделал. Ну конечно же! Я даже не сомневаюсь. Но есть ли в этом и моя вина? Я послушалась его, держала рот на замке, а он взял и сделал это снова – с кем-то другим. Только вот эта девушка, кем бы она ни была, оказалась умной и храброй. В отличие от меня. Я все та же сопливая трусиха, какой была раньше. Минни-мышка. Я жалкий мышонок.
Из-за двери раздаются всхлипы и тонкое бессловесное поскуливание. Бурлит кофеварка. Я выхожу из ванной, надеясь, что у меня не очень побитый вид.
– Ты как, Мышка? – спрашивает Коннер и с преувеличенной заботой сжимает мое плечо.