Горячий лед - Фридрих Незнанский

— Почему вы так уверены, что это наркотики? — спросил Димка. — Надо открыть и убедиться…

В нем все еще протестовал мечтательный мальчик. Ему не хотелось верить, что это наркотики, а не что-нибудь таинственное, загадочное.

— Сдурел, что ли! — заорал на него Коротеев.

— Хорошо, — пожал плечами Димка. — Тогда почему просто не выбросить куда-нибудь эти ваши наркотики?

— Слушай, умник, помолчи!

— Нет, ребята, с наркотиками связываться совсем не в кайф.

— Это кому как, — пошутил Якити.

Но все опять же зыркнули на него, как недавно на Димку, и он, как и Димка, тоже примолк.

— Нет, я вам повторяю, — сказал Мишка. — Я с наркотиками связываться не желаю и вам не советую!

— Да без тебя знаем! — пробурчал Конюхов. — А что делать-то теперь?

— Я знаю, — проговорил Коротеев. — Самый легкий и неизбежный путь. Надо связаться с Тимофеичем.

— Кто это? — спросил Димка.

— Ну да, точно! — отозвались Конюхов и Мишка, не обращая ни малейшего внимания на Шкета.

Японцу, похоже, было на все наплевать. Он беспечно насвистывал себе что-то под нос. Пока Коротеев побежал в дом звонить некоему Тимофеичу, Димка пытался выяснить, кто же он такой, этот Тимофеич.

Оказалось, что Тимофеевич — это начальник портовой таможни.

— Зачем же тогда ему звонить! — испуганно поинтересовался Димка. — Он же все поймет, в тюрьму засадит.

— Не засадит! Может быть, нас как-нибудь слегонца накажет, а вот бригадиру ничего не будет совсем, это уж будь уверен! — отчеканил Конюхов.

— Почему?

— Да потому что они с ним родственники! Сынишка Коротеева женат на дочурке Тимофеича. Вот тебе и полная картина!

— А! — протянул Димка. — Он поможет?

В этот момент вошел Коротеев.

— Сказал, что сейчас подъедет, — сокрушенно сказал он.

— Ты ему все рассказал?

— Да вы что! О таком по телефону разве можно?!

Сидели, ждали молча. Наконец Мишка обронил:

— Тушки жалко. Хорошие тушки…

Все устало покачали головами.

— А в вашей тушке не было? — спросил Конюхов Коротеева.

— Да вроде нет…

— А в твоей? — обратился он к японцу.

— Моя — не было.

Конюхов украдкой глянул на Коротеева.

— А ведь нам и одной тушки на пятерых хватило бы, — кинул он как будто в никуда.

Коротеев внимательно посмотрел на него.

— Той? — спросил он, указывая на тушку, которую разделывал японец.

— Не, разве это тушка! Вон той!

Коротеев помолчал.

— Тушкой меньше, и вины меньше, — подхватил Мишка.

— Ладно. Черт с вами! — согласился Коротеев.

Они перетащили тушку в угол гаража, прикрыли ковриком и заставили коробками.

Вскоре приехал Тимофеич. Это был крупный, высокий, толстый человек. Лицо его лоснилось. Волосы отливали в рыжину. Он то и дело подкручивал свои залихватские усы толстенькими пальчиками. На мизинце его красовалась золотая печатка.

Он сразу не понравился Димке. Смутное чувство неприязни зародилось в нем, как только этот человек вошел в гараж, и уж больше не покидало.

— Ну, чего стряслось? Чего звал в такую поздноту? — грубовато поинтересовался он.

Коротеев выступил вперед, поздоровался с ним за руку и сразу же начал рубить сплеча:

— Ты меня, Тимофеич, знаешь. Я не злоупотребляю служебным, так сказать, положением, но и безгрешным не являюсь. Воруем товары, признаюсь. Но с наркотиками никогда дела не имели и иметь не хотим!

— С наркотиками?! — переспросил тот, и Димка заметил, как заблестели в предвкушении наживы его глаза. — Ну-ка! Что это еще за новости? Давайте по порядку.

И они рассказали ему все по порядку, со страхом ожидая приговора или помилования. Сначала Тимофеич хмурился, но потом лицо его просветлело, и он сказал:

— Положение поправимо. Я беру на себя… Скажу, попалась под руку тушка, я ее рентгеном-то и просветил, и как сердце чувствовало! Нашел наркотики! Только вот у меня к вам тоже будет одно условие…

Димка уже не слушал, какое там условие, ему было достаточно того, что все сошло с рук. Ему не нравился этот человек. У него на лбу было написано, что он подлец и ворюга еще похлеще, чем они… Он еле дождался конца разговора и, коротко попрощавшись со всеми, со всех ног побежал из коротеевского гаража. На полпути его окликнул чей-то голос, Димка обернулся. Сзади стоял Якити.

— Эй, Шкета! Куда побежала? — поинтересовался он.

Димка помолчал, потом улыбнулся и крикнул:

— К океану!

В темноте он увидел, как весело и по-доброму сверкнули белки узеньких глаз мудрого японца.

Лена была поражена. Но поражена скореє не тем, что в одной из партий бараньих туш, предназначавшихся для «Московского холода», была найдена партия героина, а тем, что судьба так случайно предоставила ей одну из разгадок того дела, которое она вела. Она, конечно, тут же набрала номер телефона Гордеева.

— Алле, — раздался в трубке сонный голос Юрия.

— Ты, как всегда, спишь? — спросила Лена.

— А, это ты… Привет, милая…

— Привет, милый…

В другом бы случае Лену уже затошнило от таких телячьих нежностей. Но только не теперь. Их отношения с Гордеевым действительно приобрели какой-то нежный оттенок. И в то же время они оставались прежними друзьями. Поэтому такие обращения друг к другу, как «милый», «дорогая», и другие уменьшительно-ласкательные, рассматривались обеими сторонами с некоей долей иронии.

— Солнышко уже высоко встало, ненаглядный… Пора бы уж и проснуться…

— Если ты пообещаешь, пташка моя, что мы сегодня увидимся, я встану в один момент.

Лену рассмешило такое ласковое обращение — «пташка моя». Она вспомнила, как один из ее бывших ухажеров называл ее исключительно «курочка моя». И Лену это безумно раздражало. Кажется, и расстались-то они не по какой-то серьезной причине, а большей частью из-за того, что Лене поперек горла встали его постоянные сюсюканья и эпитеты, какими он наделял ее чувствительную, тонкую натуру. Но теперь это было смешно…

— Ну, — усмехнулась Лена. — Пообещать я ничего не могу… Но то, что мы с тобой в ближайшее время увидимся, это никаких сомнений не вызывает.

— Да? Какое заманчивое и загадочное начало…

— Да. Гордеев, ты знаешь о том, что Фортуна нас все-таки любит?

— Я, собственно, всегда это знал. Вот ты… Ты — да, ты сомневалась!