Адмирал Ушаков - Леонтий Раковский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Драгоман перевел:
– «Русский великий адмирал пригвоздит твое ухо к дверям своей каюты!» – сказал шуту турецкий адмирал. – «Тогда дурак будет слышать тайны мудрецов!» – ответил шут.
«Хорошо подготовились», – насмешливо подумал Ушаков.
Он хотел осмотреть еще другие суда и адмиралтейство и потому сидел недолго.
Ушаков раздал подарки и деньги офицерам и артиллеристам и уехал. Реал-бей провожал его с большим почетом.
Когда шлюпка Ушакова отваливала от флагманского корабля, реал-бей приказал дать залп холостыми из пушек левого борта.
Воздух потряс мощный салют в честь непобедимого Ушак-паши.
Вернувшись вечером после осмотра турецкого флота и адмиралтейства на «Св. Павел», Ушаков отправил в Севастополь судно «Ирина» с донесением Павлу обо всех соглашениях с турками и о плане совместных военных действий.
В этот же вечер Ушаков послал первое письмо Нельсону. Он поздравил английского адмирала с победой при Абукире и сообщил, что постарается с помощью турок освободить от французов Ионические острова, принадлежавшие Венеции.
Несколько следующих дней ушло на приготовления к отходу.
Из Терсаны[81] привезли легкие пушки для будущих десантных операций и два новых руля, взамен поврежденных во время перехода из Севастополя в Константинополь. Потом сам капитан порта привез к Ушакову опытных лоцманов, а султан прислал шесть тысяч рублей нижним чинам русского флота.
Матросы остались довольны султанским подарком: как-никак по восьми гривен на человека!
Можно было отправляться в путь, но Ушаков ожидал бури.
И он оказался прав.
В Буюк-дере пришел из Синопа новый 74-пушечный турецкий корабль. Он выдержал на Черном море сильную бурю, потерял бушприт и все стеньги.
К вечеру подул сильный северо-восточный ветер. Он превратился в шторм. Даже здесь, в тихом проливе, трещали и ломались стеньги. Шторм продолжался двое суток и окончился страшной грозой. Наутро 8 сентября от него остался легкий северо-восточный ветерок.
Русский флот, простоявший в Буюк-дере две недели, наконец снялся с якоря и при попутном ветре начал спускаться по проливу.
Привыкнув за две недели к красотам Босфора, русские не ожидали, что их поразит Константинополь. Но перед ними открылся чудесный город, раскинувшийся на семи холмах.
Среди зелени садов, окруженных кипарисами, ослепительно белели стены султанского сераля. А дальше шло живописное нагромождение разноцветных домов, горевших красными черепичными крышами, султанских мечетей с огромными куполами и высокими минаретами, облепленными ажурными балкончиками и сверкающими на солнце золотыми полумесяцами.
Голубое море внизу, и голубое небо вверху.
Все снова высыпали на палубу, прильнули к портам:
– Царьград!
– Вот красота-а!
Замолчали, пораженные.
И вдруг кок-москвич, словно очнувшись, радостно сказал:
– Братцы, а ведь наша-то Москва лучше, ей-богу!
– Ну конечно, лучше!
– Кто же с ней сравнивает? – посыпалось со всех сторон.
У Бешикташа турецкая эскадра салютовала русскому адмиралу. Ушаков отвечал тем же. Дальше показался дворец султана.
Томара предупредил Ушакова, что султан будет смотреть на прохождение русского флота. Ушаков приказал эскадре, шедшей в линию, поставить команду по вантам. Караул матросов, одетых во все новое, отдавал честь ружьями, барабаны били поход, трубачи трубили. С корабля «Св. Павел» салютовали из тридцати одной пушки и шесть раз прокричали «ура».
Видно было, как толпы народа бежали по кривым уличкам к проливу, торопясь посмотреть на русских.
10 сентября приплыли в Галлиполи, где стояла турецкая эскадра, назначенная в помощь Ушакову.
11 сентября на «Св. Павел» прибыл начальник турецкой эскадры, высокий, с длинной седой бородой и мохнатыми черными бровями, адмирал Кадыр-Абдул-бей. Это был старый морской волк, участник многих походов и сражений. С первых его слов Ушаков увидал, что имеет дело со сведущим и неглупым человеком.
С ним приехал его советник, Махмут-эфенди, человек себе на уме. Его кофейного цвета острые глазки так и бегали… Адмирала сопровождали грек-драгоман и несколько богато одетых офицеров свиты.
Ушаков уже знал, что свита у турецких адмиралов обычно состоит из невежественных и не сведущих в морском деле людей. Впрочем, для того чтобы водить Кадыр-бея под руки или подавать ему трубку, больших познаний и не требовалось.
Ушаков и Кадыр-бей с советником, пользуясь помощью Метаксы и драгомана, сели обсуждать детали совместного плавания. Чтобы адмиральская свита не мешала работе, Ушаков, с согласия Кадыр-бея, поручил ее капитанам Сарандинаки и Веленбакову, командовавшему на «Св. Павле» артиллерией нижнего дека.
– Займите их, угостите кофеем! – сказал Ушаков.
– Мы их сейчас, Федор Федорович! – моргнул Веленбаков и увел гостей в кают-компанию.
Сарандинаки хотел кликнуть адмиральского повара, но Веленбаков остановил его.
– Евстафий Павлович, что им кофей? Они дуют его ежечасно. Видал, у турок на корабле на каждом деке по две кофейни! А угостим-ка мы их лучше водочкой. Посмотри на этого капитана, – указал он на толстого турка с маленькими, заплывшими глазками. – Ему штоф – в самый раз будет.
– Нерон Иванович, да ведь им пить запрещено по закону…
– Э, знаешь, Евстафий Павлович, говорится: закон что дышло… Не откажутся!
– Ну, попробуем! – улыбнулся Сарандинаки и кликнул баталера.
Увидев на столе графины, никто из турок не пришел в негодование и ужас. Только все они вопросительно поглядывали на старшего в чине – толстого капитана, который умильно поглядывал на поставленное угощение.
Веленбаков предложил капитану выпить.
Турок сказал:
– По закону нам пить нельзя, но на христианском корабле, я думаю, греха не будет!
Офицеры охотно согласились с авторитетным мнением капитана и как следует отдали честь русскому вину.
– Ну что, видали этих постников? – смеясь спрашивал у Сарандинаки Веленбаков, когда турки уезжали к себе.
– Да, теперь не они поддерживают капудана, а он их, – сказал Сарандинаки, глядя, как офицеры ведут под руки Кадыр-бея к трапу.
На следующий день Ушаков поехал смотреть свою вспомогательную турецкую эскадру Кадыр-Абдул-бея.
Разумеется, в Бешикташе турки показали товар лицом.
Недаром султан захотел, чтобы русский адмирал побывал на судах, которые стояли на якоре у самого дворца.