Две недели до Радоницы - Артемий Алябьев

class="p1">Фуникулера не было на месте, когда я пришел. Я оставил ребят из милиции следить за стройкой в течение следующих дней. Заодно они сторожили оружие. За это время никто не приходил за ящиками. Не спускался и фуникулер.

ФАГАС (дрожащим голосом):

Это очень серьезное обвинение, Борис. Незаконный ввоз оружия, распространение наркотиков, торговля людьми… Если все это окажется правдой, Нагору ждут большие перемены.

БОРИС:

Я понимаю. Но, как воевода края, я также несу ответственность за безопасность Нагоры. Я хочу просить содействия обвиняемого. Вместе мы поднимемся по канатной дороге на Триглав, и вместе с моей дружиной внимательно все осмотрим. Если все, что я сказал, лишь фантазии старого вояки-параноика, то я вздохну с облегчением.

ФАГАС (задумчиво):

Что скажут наши старосты?

СТАРОСТА ПАЛЕНИЦЫ:

Пусть Кацпер сделает, что велит Борис. В конце концов, в его интересах оправдать свое имя.

СТАРОСТА ПОДХАЛЫ:

Я поддерживаю. Кстати, мне уже пора ехать.

СТАРОСТА КУПАВ:

И пусть посадит новую рощу! Пусть тысячу новых деревьев посадит!

ФАГАС (стучит молотком):

Тогда решено! Я прошу обвиняемого, Кацпера Собепанка, вместе с воеводой Борисом Марковом и его людьми отправиться по канатной дороге на Триглав. После этого состоится повторное судебное заседание и вынесен окончательный вердикт.

Собепанек громко смеется.

ФАГАС:

Что такого смешного, обвиняемый?

СОБЕПАНЕК (сквозь смех):

Я вспомнил один советский анекдот. С вашего позволения, Судья? Значит так: приехала польская делегация с официальным визитом в Москву. Хрущев сказал Гомулке: «Товарищи, слышал, что у вас в Польше есть антироссийский поэт. Зовут его Мицкевич». Гомулка отвечает: «Так его уже нет в живых…». Тогда Хрущев похлопал Гомулку по плечу и сказал: «За это вас люблю, товарищ, за это вас люблю!»

ФАГАС:

Это что, угроза?

СОБЕПАНЕК:

Вовсе нет. В этом зале какая-то напряженная атмосфера, не чувствуете? Оружие, наркотики и прочие неприятные вещи обсуждаем. Почему не разбавить все шуткой?

БОРИС:

Я сомневаюсь, что эта шутка разрядила обстановку, Собепанек.

СОБЕПАНЕК:

Что у тебя такая серьезная мина, Борис? С вами скучно! И знаешь что? Я не пойду на Триглав. Просто не хочу, и все.

БОРИС:

В таком случае я буду вынужден взять тебя под стражу. Пока мы с милицией проверяем Триглав, ты будешь сидеть взаперти. У нас займет некоторое время подняться на вершину старым способом, но ты ведь подождешь, правда?

МАТЕЙ (голос из диктофона):

Вы – не господаре для нагорцев!

СОБЕПАНЕК:

Забавно, Матей. Если бы не я, тебя сейчас здесь не было. Просто не было. Пустое место, ха-ха! Эти руки (он протягивает вперед ладони в черных перчатках) – в обмен на твою жизнь!

АНДРЕЙ:

О чем это вы?!

СОБЕПАНЕК:

Ты не знаешь? Кажется, у героя Нагоры Збигнева Бончика были свои тайны. Даже от родных сыновей. Или почти родных, ха-ха. Андрей, скажи, ты считаешь Матея родным братом?

АНДРЕЙ (со злостью):

Конечно!

СОБЕПАНЕК:

Он ведь младше тебя, так? Но не настолько младше, чтобы ты помнил его рождение.

АНДРЕЙ:

Матей – мой родной брат!

СОБЕПАНЕК:

Ясно-ясно. Ведь так сказал твой отец. А кто будет сомневаться в своем отце? Особенно если он герой Нагоры. Скажи, Андрей, ты чувствуешь гордость? Ведь твой батя спас край от террористов. Вот только мало кто знает, что он был не один.

БОРИС:

Как это, не один? Он сам ездил на своем «ТИРе», грузы доставлял из гор. Я с ним постоянно виделся на границе, знаю, что он один работал.

СОБЕПАНЕК:

Вера в человечество неистребима! А если Збышек не хотел, чтобы ты видел его напарника? Как никак, вдвоем работать проще. На границе достаточно прыгнуть в люльку, закрыть шторки – и все! Ты в домике. Ты ведь, Борис, никогда не смотрел за шторками?

БОРИС (вздыхает):

Сдается мне, ты тянешь время, Кацпер. Если ты не желаешь подняться с нами на Триглав, я вынужден буду взять тебя в заключение.

СОБЕПАНЕК:

Не хотите меня слушать? Ни ты, Андрей, ни ты, Борис. Печально. А я так желал справедливого суда. Ведь никто не знает о Лукасе! О бедном Лукасе, который ездил вместе со Збышком. Лукасе, который стал мучеником!

ФАГАС (стучит молотком):

Обвиняемый, я согласен с Борисом – вы тянете время. Объявляю это заседание закрытым.

Присутствующие в зале встают и расходятся. Борис приглашает в зал дружину милиции, которая под руки выводит Кацпера Собепанка из зала.

***

Суд завершился спонтанно. Во мне клокотали эмоции: последние слова Собепанка пробудили бурю воспоминаний в голове. Я бросился к Борису:

– Я пойду с тобой на Триглав!

– По что, Андрейка? – нахмурился он, – Небеспечно может быть. Видел какую бронь24 они везут в край? А ежели по нам зачнут палить в горах?

– Все равно! Я хочу пойти с вами. Отец наверняка там! Откуда еще Собепанек взял тот портсигар?

– Ежели он там, мы его вызволим, не волнуйся.

Кто-то положил руку мне на плечо. Я обернулся – Матей. Обветреное загорелое лицо с пылающими огоньками глаз. Задиристый вихр на голове, стремящийся молнией в небо. Таким я его и запомнил. Единственное, что добавилось в его облике – змейка шрама через правую щеку.

«Борис справится» показал Матей языком жестов, «Пойдем в «Джинжер Паппи». Нам больше не нужно беспокоиться про наказ».

– Как это – не нужно? – не понял я.

«Собепанек под арестом. Законы Sun & Son скоро утратят силу».

– Но разве ты не хочешь, чтобы все собрались?

«Конечно, хочу! Но сейчас мы можем только ждать».

Эмоции разгоняли во мне кровь, но умом я понимал, что Матей прав. Я сделал глубокий вдох и кивнул брату в знак согласия.

– Ходьте одпочивать, – с улыбкой сказал Борис, – Скоро возьмем злодеев.

– Но постой, Борис, – поймал я ускользающую мысль, – То что Собепанек рассказал в конце? Это правда? Отец в 90-х ездил не один?

Борис развел в стороны руки.

– Не ведаю о том ничего. Как я молвил, я никого с ним не видел. Собепанек кламал, я мыслю. Первый раз слышу это имя – Лукас.

Мы с братом выходили из здания на улицу последними. Я приготовился к долгой прогулке из центра столицы к хостелу, однако Матей поманил меня за собой. За углом барочного здания был припаркован алый «Минск». Широкий раструб выхлопной трубы ярко светил в лучах солнца. Черные колеса с агрессивными шинами готовы были взрывать асфальт дороги. Матей уронил мне в руки шлем и с готовностью прыгнул за руль. Бросил на меня озорный взгляд, мол, ты готов? Я сел сзади и обеими руками крепко вцепился в спину брата. Червоный скакун