Сестры лжи - К. Л. Тейлор

– Можно подумать, я здесь останусь! Уроды… – Фрэнк все же перекатывается на колени, и свет факела попадает ему на лицо. Сейчас крови на голове гораздо больше, правый глаз совсем заплыл.

– Странно. Я бы не советовал тебе ехать.

– Айзек. – Йоханн кидает ему предостерегающий взгляд, затем делает пару шагов к Фрэнку. Садится перед ним на корточки и, упершись локтями в колени, опускает подбородок на переплетенные пальцы. – Фрэнк, ты ведь никому ничего не расскажешь? Не станешь поднимать волну?

Фрэнк таращится на Йоханна единственным зрячим глазом. Проходит секунда, другая. Наконец он откашливается, прочищая глотку.

– Да пошел ты! – плюет он Йоханну в лицо. – Чтоб вы все сдохли, до единого!

– Отвали, – говорит Айзек. Йоханн поворачивает лицо в его сторону, но вставать не собирается. – Я тебе сказал: отвали!

– Нет. – Йоханн поднимается и делает шаг к Айзеку. Сейчас они стоят лицом к лицу, их разделяет едва ли пара сантиметров.

– Йоханн, если мне для этого придется убрать тебя с дороги, даже не сомневайся…

Гейб и Кейн не говорят ни слова. Рука у Гейба вытянута, факел бросает яркий свет на обоих отцов-основателей «Эканта-ятры», обволакивая их силуэты сияющим нимбом.

– Или ты меня отпустишь, – кричит Фрэнк с земли, – или я заодно отымею эту воблу, твою костлявую сестрицу!

За движениями Айзека невозможно уследить, он превращается в расплывчатое пятно. В одну секунду Йоханн стоит перед ним, а в следующую валяется на спине, сбитый с ног толчком в грудь. Айзек прыгает вперед, замахнувшись топором. Кричит Фрэнк.

Это вопль животного на бойне.

Его тело валится навзничь, разбрызгивая жидкую грязь; голова повернута набок, под ней быстро расплывается глубокая, темная лужа. Лицо тоже темное: оно будто затушевано кровью, которая хлещет из зияющей раны на виске.

– Кретин!

Йоханн вскакивает на ноги и прыгает на Айзека, перехватывая его за пояс, словно регбист. Они шумно валятся на землю, Йоханн оседлывает Айзека сверху и принимается бить в лицо – раз, другой, третий. Голова Айзека мотается из стороны в сторону, а правая рука тянется к топору, который он и вскидывает. Я невольно ахаю, но все звуки перекрывает крик Кейна.

От неожиданности оба дерущихся замирают, и Кейн выдергивает топор из замахнувшейся руки.

Айзек вскакивает на ноги.

– Верни! Живо!

Тот отрицательно качает головой.

– Ты его убил! – Схватив Гейба за запястье, он разворачивает факел к Фрэнку. – Смотри! Труп!

– И что? – Айзек шагает еще ближе, требовательно вытянув руку. – Не нравится? Тогда катись, скатертью дорожка.

Кейн мотает головой.

– Я просто не хочу, чтобы ты еще и Йоханну мозги вышиб.

– Вот и не хоти. – Айзек наконец получает топор в руки и переводит взгляд на своего противника. – А ты чего полез?

– Зря ты так…

– А что я должен был сделать, по-твоему? Позволить ему уйти в Покхару, чтобы он там к властям побежал? Хочешь, чтобы из-за одного козла вся наша «Эканта» встала на колени?

– Нет, конечно. Но кто знает, может, я и сумел бы его отговорить. Главное, перетянуть на свою сторону. Посидели бы, потолковали за выпивкой, за «травкой»… Девок бы наших на него напустили, глядишь, и вышло бы чего…

Айзек издает сухой смешок.

– Как у тебя с той жирной коровой?

Я зажимаю рот ладонью. Это же про Ал!

– Она ведь до сих пор здесь.

Айзек дергает плечом.

– А кто поручится, что она опять не удерет? Еще неизвестно, с кем за компанию… Ох, не нравится она мне, не верю я ей.

– Айзек, она нам нужна. Ты же сам говорил, что коммуна должна расширяться.

– Только не за счет смутьянов.

– Хорошо, какой тогда план? Собираешься отправить ее по следам Рут? Именно это ждет тех, кто отказывается прыгнуть к тебе в койку? Я ведь знаю, это ты заставил Гейба, чтобы он…

– Йоханн, заткнись. Второй раз предупреждать не буду.

– Эй, ребята! – вскидывает ладони Кейн. – Бросьте, не надо…

– Заруби себе на носу, – цедит Айзек в спину Йоханна, который, сложив руки на груди, уже разворачивается в сторону главного корпуса. – Кого сказано, тех и будешь трахать, а в мои дела не лезь, понял? Когда дойдет твоя очередь до Эммы, я дам тебе знать… Ладно. – Он подходит к Фрэнку и тычет в голову обухом топора. Какая-то вязкая, омерзительная жижа сочится из разверстой раны. – А с этой падалью что? Предлагаю отрубить ему башку и завтра всем показать. Скажем, что Фрэнк попробовал спуститься, но маоисты его поймали. Отрубили голову, перебросили к нам через забор… – Он смеется. – Ну, кто хочет поупражняться?

Гейб протягивает руку за топором.

– Я.

Наши дни

С того момента, как меня сбили на дороге, прошла неделя, и если б не желтеющие кровоподтеки на лице и теле, вся эта история могла бы показаться полузабытым кошмарным сном. Доставив меня к себе, Уилл настоял на постельном режиме – целые сутки! – а сам все это время на пару с Хлоей пичкал меня вкусностями. Мало того, он не поленился съездить за моим теликом со встроенным DVD-плеером, чтобы поставить его в изножие кровати.

– Теперь ты точно сможешь досмотреть «Галактику», – сказал он, вытаскивая коробку дисков из-под полы куртки и сопровождая этот жест застенчивой улыбкой, первой за столь невыносимо долгое время.

Также Уилл категорически потребовал, чтобы я сдала ему свой мобильник.

– Ты просто спятишь, – говорит он, засовывая мой телефончик в задний карман. – Так и будешь ежеминутно проверять, нет ли новых эсэмэсок. Тебе сказали, что сообщат, когда выяснят, откуда исходили послания? Вот и жди спокойно.

– Да, но…

– А если позвонят из полиции или придет какая-то эсэмэска, я тебе его сразу передам. Ну, а если начнутся совсем уж странные дела, мы позвоним детективу-сержанту Барнэму. Обещаю. Но самое главное, Джейн, я не хочу, чтобы ты нервничала. Поправляйся. Это нужно нам обоим.

Поначалу я была рада теплоте и безопасности уютного коттеджа; дни были заполнены постоянным пересматриванием «Холодного сердца» и уроками плетения игрушечных браслетиков, но через неделю я уже затосковала по гринфилдскому приюту. Руки соскучились по кормежке, уборке, даже по шлейкам наших собак. Очень не хватало неспешной ходьбы и вольного, чистого воздуха полей. Здесь меня как подушкой придавили. Получается, автор тех сообщений сумел отнять то единственное, что наполняло меня чувством довольства, знанием, что ты нужна… Уилл мрачно надулся, когда я сказала ему, что возвращаюсь на работу – мол, я это предчувствовал! – но сопротивляться не стал, а лишь потребовал, чтобы я разрешила подбросить себя до конторы. Хотя мог бы и не топать ножкой: велик-то мне все равно раскорежили. Не пилить же четыре мили пешкодралом, в самом деле?