Непорочная для бандита. Я тебя сломаю - Ада Ридель

Я знаю, кто это. Бывает здесь очень часто. На самом деле этот дом – проходной двор. Сюда приезжают чуть ли не каждый час. Но здесь мы в безопасности, как сказал мне Артур.

– Хочу купить ему подарок. Можно, пап?

Я уже привыкла, что Соня называет Артура папой. Когда-нибудь… У него появится его кровный ребёнок. И он тоже… Да. Скажет слово «папа».

– С Майей хочу.

Не очень удачная идея.

– Нет, – отрезает жёстко. – Мирослав обойдётся без подарка.

– Но почему? Он ведь так хочет, – надувает губы и обижается. Отворачивается от него и чуть не плачет. И смотрит, главное, на меня. Потому что знает – на Алиева слёзы не подействуют. А я вот раз купилась… Приготовила шоколадный торт, на который у неё оказалась аллергия.

Артур пришёл, поорал. И, пока я сидела зажатым комочком, виновато смотря вниз, он отчитывал нас двоих.

– Милая, Артур прав, – в этот раз я на его стороне. Я боюсь не только за свою жизнь, но и за её. – На улице холодно. Дождь. Завтра машина не выберется, видела, какая там грязь? Ты сегодня в сапожках застряла. Кто тебя вытаскивал?

– Папа, – бубнит, опускает голову вниз. Принимает этот ответ. Больше не настаивает, возвращается к делу. А я победно улыбаюсь.

Смотрю на Алиева, у которого взгляд мечется с меня на девочку и обратно.

А мне так и хочется сказать ему: «Что, съел? Видел, как надо с детьми разговаривать? Смотри и учись». Но показываю это взглядом. Он прищуривается, встаёт со своего места.

Проходит мимо меня. А я провожаю его взглядом. И когда он спокойно проходит мимо, расслабляюсь. Но ненадолго. Цепкая ладонь резко, но не больно дёргает за распущенные волосы.

Идиот!

-------

На следующий день собираемся все на завтрак.

– Соня задерживается, – смотрю на часы и ставлю перед Анной тарелку с мясными блинами.

– Я пойду, проверю, – она поднимается с места. Оставляет меня с Артуром наедине. Он уже уплетает блины за обе щёки, успевая запивать всё чаем. Ест без разбора. Даже сладкие. Но я молчу. Проводим время в тишине. У нас мало общих тем для разговоров.

Но в его компании мне становится легче с каждым днём. И я начинаю чувствовать себя намного лучше.

Когда перестала накручивать себя сильнее.

Сейчас я не думаю ни о чём. Живу, как обычно. Стараюсь видеть в Артуре только хорошее. Плохое отодвигаю на задний план.

Когда вижу его, или то, как он пытается коснуться меня, проговариваю себе в голове решающие слова и просматриваю картинки.

Он спас нашего ребёнка. Позвал Дану к нам домой. И даже намеренно проиграл, чтобы я не волновалась и чувствовала себя в безопасности.

И он сдержал слово.

Ни разу не прикоснулся ко мне… В интимном плане. Но он продолжает пошло шутить. Намекать на секс. Но я перестала реагировать.

Неожиданно в кухню залетает Анна. Перепуганная, запыхавшаяся.

– Сони нет! Нигде! И куртки её нет и сапог!

Мы оба подскакиваем с места.

– Бл*ть, – ругается матом, срывается с места и пролетает мимо. – Гребаный подарок!

Неужели он думает, что она сбежала за ним?!

– Поищи на улице, – отдаёт приказ. Смотрит на растерянную Анну. Та кивает, а я сама не могу сидеть, сложа руки. – Май, проверь дом, может, она тут ещё.

Я киваю и, не раздумывая, несусь вперёд, но тут же останавливаюсь. Оборачиваюсь. Он пошёл в противоположную сторону!

Смотрю на разъярённого Артура, что мчит к двери.

– А ты куда? – спрашиваю обеспокоенно. Нам ведь пока нельзя выходить! А, судя по тому, что он останавливается на пороге… Так оно и есть.

– Здесь недалеко есть площадь, на ней находятся все магазинчики. Скорее всего, она пошла туда, – Алиев накидывает куртку и, больше не объясняясь, выбегает из дома.

Я не успеваю ничего сказать. Смотрю ему вслед и провожаю его до ворот. Надеюсь, что всё будет хорошо, и никто не пострадает. А Сонечка всего лишь спряталась и решила показать свой характер.

Иду по поручению Алиева осматривать весь дом, надеясь, что найду малышку где-нибудь в шкафу.

Проходит десять минут, пятнадцать, и я уже опускаю руки. Спускаюсь в гостиную, не зная, где и искать. Дом большой.

Анна держится за голову, резко упавшая с давлением, а я кусаю большой палец. Откусила ноготь от волнения.

Шум резко открываемой двери оглушает. Обе поворачиваемся в её сторону. Подскакиваю с места и пытаюсь не упасть в обморок, как делает это Анна.

Коленки трясутся, сердце перестаёт биться, а в нос опять ударяет знакомый запах крови.

– Май, скорую вызови! – голос Артура должен быть для меня, как нашатырь. Но нет. Не помогает. Я смотрю на его руки, в которых лежит Сонечка. Держится за живот. Белая-белая.

И только красная багровая кровь создаёт контраст на белоснежной коже.

Я трясусь до сих пор. Спустя два часа, когда Артур залетел в дом и крикнул вызвать «скорую».

Перед глазами вижу эту красную отметку на белоснежней коже. Моя малютка побледнела.

Я еле-еле доехала до больницы, волнуясь за Алиева, который, как только посадил нас в «скорую», куда-то умчался.

Просила его поехать с нами, но тот только захлопнул дверь автомобиля, свирепо развернулся и умчался.

На вопрос, где он её нашёл, ответил, что Сонечка лежала на дороге, на обратном пути.

Я так понимаю, подарок, который она купила для Мирослава, так и остался лежать на дороге.

Весь путь до больницы надеялась, что всё будет хорошо.

Самое обидное в этой ситуации, то, что могло сильно повлиять на жизнь Сони – Алиев не взял с собой телефон, чтобы вызвать «скорую» раньше. Вокруг не было ни души.

И эти минуты могли стать роковыми. Последними.

И хоть мы и успели… Соня сейчас в тяжёлом состоянии. Её только что прооперировали, и к ней ещё не пускают. И поэтому мы сидим на жёстких лавочках, ожидая.

А я не понимаю, где Артур. Сюда успел приехать Назар, Мирослав и два ещё неизвестных для меня человека.

И только опять думаю о нём, как Алиев будто слышит меня, появляется из-за поворота. Идёт широкими шагами по пустынному коридору.

Соню поместили в малолюдное крыло. Чтобы никто не мешал. Пришлось заплатить. Но для этих людей деньги – мусор.

– Ну, что там? – Назар нетерпеливо отрывается от стены. – Нашёл?

– Нашёл, – цедит сквозь зубы. Подходит к автомату с водой. Ударяет по нему рукой. На что Анна на него зло рычит. Тот понимает, что нашумел, и злится ещё сильнее.