Авантюристка - Кэрол Нелсон Дуглас

Привыкшая к моему приказному тону, Луиза безропотно опустилась в кресло. Я принесла стаканчик бренди, и та мгновенно его осушила, словно в нем было молоко. Ох уж эти французы! Как можно приучать детей к алкоголю в столь раннем возрасте?

– Как тяжко ждать! – посетовала Луиза. – Чем ты пока займешься?

Я села за стол:

– Во-первых, перерисую сей невзрачный набросок на свежий лист бумаги. Очевидно, мистер Уинтер весьма талантлив, но, боюсь, ему пришлось рисовать на коленке.

– Скажи… как выглядит эта татуировка? – спросила девушка дрожащим голосом.

– Подойди и взгляни своими глазами, – сказала я, убежденная, что любопытство – первый признак возрождения боевого духа.

Луиза послушно подошла к столу.

– Сегодня твой жених сделал весьма любопытное открытие, – отметила я. – Неудивительно, что Годфри постарался обеспечить ему спокойную обстановку для копирования рисунка. Видишь ли, под всеми этими расписными завитушками скрывается благородная литера «N».

– О-о-о… – простонала Луиза и залилась слезами.

– Ну что опять случилось?

– С этой буквы начинается фамилия Нортонов!

– Ну и что? «Нет» и «ничего подобного» тоже начинаются с нее же. Все с ними будет в порядке, не переживай. Нортонов не проведешь. Это мы с тобой, две глупышки, в опасности. Что ж, пора бы мне уже взяться за перо. А ты, если хочешь, сравни пока новую татуировку с эскизами предыдущих – я храню их между страницами. Иные, знаешь ли, кладут туда засушенные цветы, а вот мне приходится собирать татуировки. Мир, в котором мы живем, имеет и свою изнанку, со временем ты сама в этом убедишься. А пока давай попытаемся разобраться в витиеватых узорах – тогда нам тоже будет что показать друзьям, когда они наконец вернутся.

В течение следующего часа выяснилось, что я не только прекрасный образчик благопристойного поведения, но к тому же обладаю даром предвидения. Хотя, говоря откровенно, мы так и не разгадали тайный смысл новой татуировки.

Заслышав шелест листвы, мы с Луизой бросились в спальню и выглянули в окно. Словно сбежавшие обезьянки, по шпалере проворно карабкались Ирен, мистер Уинтер и – о чудо! – Годфри Нортон.

Счастливая Луиза тут же стиснула меня в объятиях. Впрочем, в этом не было необходимости: я никак не поспособствовала скорому возвращению наших друзей, а лишь помогла ей отвлечься. Порой подобные мелочи кажутся юным девицам истинным подвигом.

Пока Нортоны переодевались в спальне, мы трое с нетерпением ждали их в гостиной. Первой вышла Ирен в длинном лавандовом халате из атласной тафты. Вскоре появился Годфри в своей домашней куртке из темно-зеленой парчи. Отмывшись от гнусного образа Черного Отто, мистер Нортон выглядел так, будто пробудился от глубокого здорового сна, а не кутил с моряками ночь напролет. Он заявил, что чувствовал бы себя и вовсе превосходно, если бы не дешевый ром, который в избытке распивали морские волки.

– Сперва я намеревался увести их подальше от тела Сингха и вернуться обратно, но сбежать не получилось. Моряки сгрудились в одну большую компанию, хлопали друг друга по плечам, то и дело пили за капитанов семи морей… В общем, кутили напропалую. Зато мне удалось выяснить, где коротает вечера Джерри. Завтра мы сможем его выследить, если, конечно, хватит сил.

Калеб недовольно застонал, но вновь потянулся за бутылкой. От холода – или от бренди? – нос его сделался красно-вишневым.

– Прежде мне ни разу не доводилось видеть мертвеца, – признался он.

– Ну, теперь-то ваша мечта сбылась, – улыбнулась примадонна. – К тому времени, как мы добрались до порта, тело исчезло. Увидим ли мы его снова? Как знать.

– Исчезло! – При воспоминаниях о молчаливом индусе, напавшем на нас с Годфри во время той жуткой поездки, меня вдруг кольнула горечь. Ведь он не сделал мне ничего плохого, разве что не уследил за своим скользким питомцем. – Значит, нет никаких сомнений в том, что его убили?

– Еще один татуированный моряк преставился, – мрачно промолвил Годфри. Голос его прозвучал бы куда добрее и мягче, не выпей он столько рома.

– Еще один моряк, – с сомнением протянула Ирен, словно не хотела соглашаться с супругом, но сама не знала почему.

– И еще одна буква в нашей коллекции! – прощебетала Луиза, демонстрируя четыре наброска, разложенные на столе в форме креста. – «Эссе», «йе», «оу» и «ен».

Ирен улыбнулась резанувшему ей, как и мне, слух жуткому французскому акценту, с которым Луиза произнесла названия букв. Несомненно, по-английски юная леди научилась говорить ради своего американского ухажера, который и помог ей освоить наш язык.

– Изучая печать, стоявшую на конвертах твоего дяди, мы предположили, что в ней зашифрована и буква «N». Но теперь-то можно в этом не сомневаться. Все-таки доказательство куда надежнее догадки!

– E-N-O-S, – произнес Годфри. – Енос[51]? Что-то из Библии?

– E-O-N-S? – продолжал гадать мистер Уинтер. – Или O-N-E-S[52]? Как знать, может, именно так называют себя заговорщики. – Он застенчиво улыбнулся: – Слова – моя работа.

– N-O-S-E[53]! – выпалила я, поддавшись нахлынувшему вдохновению.

Друзья непонимающе на меня уставились.

Наконец Ирен покачала головой:

– Стало быть, вы хотите сказать, что из букв должно сложиться слово, и непременно английское. А как насчет французских, Луиза?

Девушка тотчас просияла:

– Мне вспоминается лишь одно французское слово, состоящее из этих четырех букв, – «once». Это значит «унция», а еще – «снежный барс».

– Снежный барс! – победно воскликнул Калеб, пожимая руку возлюбленной. – Ну конечно! С фонетической точки зрения английское слово «snow»[54]могло бы писаться как S-N-O-E!

– Снег? В Монте-Карло? – недоверчиво спросила я.

– Это все, что приходит мне в голову, – устало промолвила Луиза. – Во французском языке нет буквы «W».

– Во французском языке нет буквы «W»… – задумчиво повторила примадонна. Ее темные глаза блестели. Она склонилась над буквами, переставляя их в форме креста, как это делала Луиза: одна над другой, две по бокам. И вдруг хлопнула в ладоши: – Конечно! Легче легкого! И как я не догадалась?

Мы в недоумении заморгали, ожидая разъяснений.

– Помните, по какой железной дороге мы ехали в Монте-Карло? – спросила Ирен.

Годфри упустил из виду подобную мелочь, тогда как я, к счастью, не забыла упомянуть о ней в дневнике. Дорогой отец мой утверждал, что привычка записывать прекрасно развивает память.