Герцог-упрямец - Мэдлин Хантер

– Она вам так сказала?

– Просто намекнула, когда остановилась поболтать со мной. Сказала, нужно что-то сделать, чтобы привести сад в порядок, так как скоро здесь будет много посетителей. Наверное, имела в виду званые приемы и все такое…

«Она имела в виду посетителей аптеки и пациентов лазарета», – со вздохом подумал Эрик.

– А куда она пошла, поговорив с вами?

– Назад. – Робертс ткнул пальцем себе за спину.

Эрик направился к дому. Жену он так и не нашел, но увидел распахнутую заднюю калитку. Он прошел в нее и, остановившись, осмотрелся. По эту сторону стены никто не сажал деревья и кусты, и все вокруг заросло не только травой, но и полевыми цветами, все еще отважно пробивавшимися из земли. Чуть поодаль дощатый забор отделял большой участок, где паслись несколько лошадей из его конюшни, а справа, на невысоком холме, среди деревьев раскинулось старое кладбище.

Вдруг Эрик заметил среди надгробий что-то голубое… Направившись туда, он увидел Девину. Та стояла, скрестив на груди руки, и разглядывала надгробный камень почти так же, как Робертс – дикую поросль.

Внезапно Эрик сообразил, какая именно могила привлекла ее внимание.

Девина его заметила и тут же снова перевела взгляд на могилу. Он подошел к ней, и она тихо проговорила:

– Жаннет О’Мэлли. Необычное имя…

– Не думаю, что Жаннет было ее настоящим именем. Подозреваю, что она назвалась так, когда стала актрисой.

– Актрисой или певицей?

– Актрисой.

– Значит – неприемлемая?

– Абсолютно.

– Мне жаль, что она умерла, оставив тебя с таким горем и чувством вины. Мне бы следовало догадаться, что существует важная причина, по которой ты никогда не приезжаешь сюда и делаешь вид, что этого места не существует.

Ох, Девина не понимала. Эрик вздохнул. Впрочем, и он тоже ничего не понимал. Он никогда не говорил об этом, никогда не думал об этом, если мог этого избежать, но прямо сейчас… Ему не хотелось, чтобы она делала какие-то новые предположения взамен старых, но объяснения могли погубить всю ту радость, что он испытывал в последние дни…

– Ты ее любил? – Вопрос прозвучал едва слышным шепотом.

– Я был ею покорен, даже порабощен, но это не было зрелой любовью.

– Только чувственной, да?

Эрик невольно улыбнулся своей герцогине.

– Да, верно. И она была… необузданной. – Как такое можно объяснить порядочной женщине? – Понимаешь, не было никаких правил. Вообще никаких. А мне так долго пришлось жить, подчиняясь множеству ограничений… Вот свобода и опьянила меня. Как пьяница, я забыл о себе, о своем долге, о прошлом и будущем… Выскользнул из своей упряжи, вырвался из паддока – и помчался галопом.

Девина тоже улыбнулась, и эта ее улыбка приободрила Эрика.

– Что ж, ничего удивительного, что ты больше никогда не теряешь над собой контроль, если тот единственный раз, когда это случилось, закончился так ужасно. – Она осмотрелась. – А зачем ты привез ее сюда? Чтобы никто не знал?

Вот они и подошли к этому… Эрик снова вздохнул. Как глупо и со стороны короля, и с его собственной думать, что такую умную женщину, как Девина, можно купить. Конечно, он мог бы сейчас солгать, мог бы о многом умолчать, но рано или поздно она все равно узнает… Возможно, уже сама догадалась.

– Наш роман был тайным, это правда. Но мы приехали сюда, потому что я собирался на ней жениться.

Девина не ожидала такое услышать и ошибалась, думая, что сможет принять подобные откровения как должное. Ох, вероятно, с ее стороны было ошибкой требовать всей правды…

Он не назвал это любовью, но все же хотел на ней жениться. Почему же? Он ведь не лишил Жаннет девственности…

– Ах да… – пробормотала она. – То единственное, что хорошо в Шотландии… Ни оглашения, ни ожидания, ничего лишнего, верно? Я имею в виду – совсем никакой огласки…

Эрик крепко сжал руку жены.

– Видишь ли, мой отец узнал о нашем романе. Я никому не рассказывал, но она вела себя неосмотрительно. Отец же приказал мне порвать с ней. Я притворился, что послушался, но не расстался. Содержал ее в Лондоне почти год. Думаю, он подозревал, что она… У нее было очень переменчивое настроение. В высшей степени. Радуясь, она доходила до исступления, грустя, впадала в меланхолию и уныние, а когда сердилась, приходила в бешенство.

Девина невольно задумалась о том, в какие крайности эта женщина впадала в постели. «Никаких правил», – сказал он. Что ж, неудивительно, что молодой человек был так очарован ею…

– Мне бы следовало обратить внимание на такие перепады в ее настроении и задуматься насчет крайностей, – продолжал Эрик. – Но вместо этого я заботился лишь о том, чтобы рядом со мной она всегда была счастлива.

Девина молчала, и он добавил:

– Если я не торопился делиться с тобой этой историей, то только потому, что она бросает на меня тень. Однако одно ты должна знать обязательно. Мы не поженились. До этого не дошло. Помешал пожар.

Девина внимательно посмотрела на мужа и заметила в его взгляде, устремленном на надгробный камень, гнев, горе и сожаление…

– До чего трагично все получилось… – пробормотала она.

Муж еще крепче сжал ее руку.

– Ах, Девина, ты слишком добрая. Все было вовсе не так, как ты думаешь. Это она устроила пожар. То, что она пыталась убить меня, еще можно простить, посчитав за поступок, вызванный необузданной яростью. Но ведь и многие другие едва не погибли. И все потому, что я отказывался видеть очевидное.

И едва Эрик произнес эти слова – с его плеч словно гора свалилась. Он ни с кем не мог поговорить об этом – даже с Робертсом, который был там и тоже чуть не погиб. Но сейчас… Как это уже не раз случалось рядом с Девиной, он обретал покой от одного ее присутствия.

Она больше не задавала вопросов, не сказала, что он не должен себя винить, – просто молчала.

Ему больше не хотелось стоять у могилы, и он увел Девину с кладбища. Миновав калитку, они вышли на тропинку, протоптанную сапогами Робертса, и зашагали по ней.

– Ты не спросила, почему она это сделала и как это произошло, – произнес Эрик.

– Может быть, когда-нибудь ты мне расскажешь, если захочешь.

Но он хотел рассказать сейчас. Начать оказалось трудно, но теперь ему требовалось, чтобы она выслушала и остальное.

– Я поделился с ней моим планом, как только мы сюда приехали. Перед отъездом мы поженимся, пообещал я. Она была счастлива. Пришла в исступление от радости. Однако в ночь пожара она спросила, приедет ли на свадьбу моя семья. Я просто поверить не мог, что она ничего не понимала: был уверен, что все понятно объяснил, – но все же повторил объяснения еще раз. И сказал, что они не приедут, что они ничего об этом не узнают. А она заявила, что для нее это оскорбительно, что она не желает тайно выходить замуж и держать свое замужество в секрете. Сказала, что я должен написать отцу и обо всем ему сообщить, прежде чем мы уедем из Шотландии. Я отказался. У отца уже проявлялись признаки болезни, которая впоследствии его и убила. Я не собирался лишний раз его огорчать. В результате мы с ней поругались. Она расстроилась, затем пришла в бешенство, в отчаяние, в неистовство…