Шаман всея Руси. Книга 2. Родина слонов - Андрей Калганов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я все умею, что ты сказал! Я был купцом, но все потерял.
Старик подошел к нему, долго смотрел в глаза, не говоря ни слова.
— Ты не лжешь. Я куплю тебя.
— Моя возлюбленная всегда помогала мне, — торопливо проговорил Умар, — если ты купишь и ее, ты будешь очень доволен.
Старик вновь пристально посмотрел ему в глаза, ничего не ответил. Так же молча отсчитал торговцу монеты.
* * *
Парень из африканской глубинки никому не говорил своего имени. Разве он глупый? У него в деревне никто не говорил настоящего имени даже близкому другу. Всякий знает: тот, кто владеет чужим именем, владеет душой. Скажи он Абдульмухаймину имя, тот наверняка поработит душу, ходи тогда с ним в походы «за так».
Незаметно отстав от товарищей, арап увязался за знатным покупателем. Долго он шел по итильским улицам, не выпуская из вида носилки с балдахином.
Дорога привела парня в шумное стойбище. Повсюду возвышались шатры и кибитки, на небольшом лужку, что виднелся на окраине лагеря, паслись стреноженные кони, смуглая женщина кормила грудью младенца; поднимая клубы пыли, дрались пятеро мужиков, видно, не поделили что-то.
Сторожко озираясь, негр проследовал туда, куда понесли носилки со стариком. На плече у парня пристроился мешок с белым порошком — опиумом. Опиум он купил по дешевке в пути, в знойных и пыльных горах, где все склоны усыпаны алым маком. Тамошние жители прозябают в такой страшной нищете, что согласны менять опий на муку по весу. Арап сам решил продать дурманящий порошок, разве хуже парень из африканской глубинки, чем Абдульмухаймин? Ничем не хуже, лучше! Пусть спросят любую девушку в его деревне, кто самый сильный и быстрый, у кого самые крепкие зубы и самые курчавые волосы... Абдульмухаймин по сравнению с ним — искра по сравнению с пламенем, песчинка по сравнению с пустыней. Парень из африканской глубинки долго ждал своего часа, высматривал, кому бы продать товар. И вот счастье улыбнулось ему. Знатный старик наверняка даст хорошую цену.
За размышлениями арап не заметил, как был окружен добрым десятком молодок. Девки смеялись, призывно колыхали бедрами, запрокидывали голову, обнажая смуглую шею... Парень из африканской глубинки понимал по-арабски и по-тюркски — он много странствовал и выучил языки. Гордясь познаниями и от того раздуваясь, арап произнес:
— Чиво нала?
— Аи, молодой-красивый, — задушевным голосом принялась вещать девка, из пестрого одеяния которой выглядывала обнаженная грудь, — ждет тебя дальняя дорога, ждет тебя печаль, ждет тебя веселье... — Товарки зазвенели ожерельями из монет, принялись что-то бормотать. — Ой, как нехорошо, — зацокала девка, — ой, беду чую... Отвести беду можно. Дай погадаю, молодой-красивый, дай, всю правду скажу... Не пожалей денежку, позолоти ручку.
Сам не зная почему, парень из африканской глубинки достал из-за щеки монету и отдал молодке. Та ее схватила и спрятала в складках одеяния.
Что произошло потом, арап так и не понял. Девка что-то бормотала, сперва медленно, потом быстрее и быстрее. Звенели ожерелья. Смеялись товарки...
Когда арап очнулся, он был совершенно голый и без мешка. Светила луна. Где-то вдалеке выла собака.
* * *
В ту же ночь, когда парень из африканской глубинки отправился голым в лагерь бедуинов, виновница его бед вошла в шатер к Вишвамитре.
— Я постигла многое, о учитель, — поклонилась девица, — мной овладела жажда обмана.
— Так, — сказал Вишвамитра.
— Я отняла все у доверчивого.
— Что отняла ты? — проговорил Вишвамитра.
— У него была монета и мешок.
— Где они, — спросил Вишвамитра.
— Я принесла все тебе, учитель. — И положила перед гуру и то и другое.
Вишвамитра развязал горловину мешка:
— Ты правильно сделала, что обобрала этого человека. То, что он нес нам, содержит в себе зло. Это дурман, которым опаивают животных, чтобы внушить им покорность. Но ведь мы не животные!
— О, мне подсказало сердце, что неспроста черный человек пришел к нам.
— Ты правильно все сделала, — пристально взглянул на девицу Вишвамитра, — но скажи, молилась ли ты Будде, чтобы обрести спокойствие, или же душа твоя по-прежнему жаждет обмана?
Девица потупилась.
— Иди на берег ручья, что течет недалеко от нашего стойбища, — велел Вишвамитра, — и слушай, что он тебе скажет. Ты просидишь на его берегу до утра и обретешь спокойствие.
Девица поклонилась и вышла из шатра.
Долго петляли плоты по притокам Днепра, несколько раз приходилось перетаскивать их волоком. Водный путь до великой реки Итиль оказался труден. Много времени прошло, прежде чем жители страны Синд поставили шатры на окраине столицы Каганата.
Вишвамитра предстал перед беком и сказал: «Мой народ вынужден скитаться, ибо велики наши прегрешения». И когда бек спросил: «Что же вы совершили?», Вишвамитра ответил: «Мой народ одолели хорезмийцы, и чтобы сохранить наши ничтожные жизни, мы передались богу Аллаху, но вскоре прозрели и вернулись к нашей истинной вере». И когда бек спросил: «Кто же ваш истинный бог?», Вишвамитра ответил: «Яхве. — И добавил: — Когда захватчики покинули пределы нашей страны, мне явился Яхве и приказал моему народу скитаться тысячу лет, чтобы искупить вероотступничество. Позволь нам, могущественный бек, ненадолго задержаться в твоей стране. Мы скоро уйдем, ибо нигде не можем стоять более пяти трав, такова воля Яхве». — «Что умеют делать твои люди?» — осведомился хазарин. «Все они умеют читать книгу человеческих судеб и петь песни, согревающие душу». И бек милостиво согласился: «Я желаю знать, что станет со мной и моими подданными, и я люблю хорошие песни». Все было так, как предсказывал Учитель из страны славян.
Долгое время племя Вишвамитры жило обособленно. В Итиль выбирался лишь Вишвамитра с невеликим эскортом. Ради престижа он завел четырех черных рабов, человек десять своих людей обрядил подороже — пусть будут слугами. А себя стал именовать Чавала-бай. Почти каждый день бек звал Вишвамитру к себе во дворец, и тот приходил. Женщины из его свиты гадали беку по руке, а мужчины и сам Вишвамитра пели задушевные песни. От песен веяло волей. В них пелось о любви и смерти и жизни горькой, как степная полынь. Бек не раз смахивал слезу, лез обниматься к Вишвамитре, сам наполнял кубок греческим вином, подносил ему.
Дождавшись, когда бек особенно расчувствуется, Вишвамитра поднимал руку, блистая перстнями, и женщины почтительно отходили от владетеля, а мужчины переставали петь.
Вишвамитра сам брал ладонь бека, внимательно разглядывал хитросплетение линий, качал головой, тяжко вздыхал, будто не решаясь поведать открывшееся. Бек тревожился, требовал правды. «Будет у тебя и горе, и счастье, — говорил Вишвамитра, — горе пройдет, счастье останется. Многие победы ты одержишь, но много крови воинов будет пролито». — «На то и воины, чтобы проливать их кровь». — «Видишь эту линию, это линия жизни. Видишь, она прямая, словно стрела, ты знаешь, великий бек, что это значит!» Бек пучил глаза, надувался, стараясь не показать свое невежество: «Знаю». — «Твоя воля поразит любого врага, как меткая стрела!»