Алмазная одиссея - Георгий Герцовский

Евграф. Нет. Потому что вы стремитесь обрести то, что не купишь.

Вит (грустно). Да, это точно. Я бы не пожалел всех денег за то, чтобы обнять сейчас Лизу. Нет. Пожалуй, чуток бы оставил – на свадебное путешествие.

Евграф. А ничего, что вы – того… Не можете вместе спать?

Вит (решительно). Это не самое главное, Евграфушка.

Лим (задумчиво). В конце концов, простите мою бестактность, у людей, насколько я знаю, есть путь орального наслаждения.

Вит (беззлобно). Заткнитесь оба. Не важно все это. Просто хочу, чтобы рядом была. От нее все время прохлада исходит. Будто бы ветерок свежий… (Грустно.) Очень мне не хватает этой прохлады… (Подумав.) Лим, давай все-таки вернемся за ней?

Лим. Вит, во-первых, мы уже очень далеко от Шайла-ман. Но, главное, она не захотела с тобой улетать. Значит, остается только похищение. А это уже обыкновенная война, в которой, не обижайся, я не смогу расценивать твою агрессию как самозащиту.

Вит (с досадой). Да знаю я, знаю. Тогда… Включи в кинозале стихов каких-нибудь… Про любовь, что ли… Лемурова этого твоего или другого кого. Пойду тосковать.

Уходит.

Евграф (задумчиво). Буддисты бы сказали, что нашего Вита настигла карма. Сначала он был глух к чужой любви, теперь наоборот.

Запись 70

Вит босиком, в трусах стоит на пороге кают-компании. Волосы растрепаны, видимо, только проснулся.

Вит. Народ, вот это сон я сейчас видел! До сих пор волосы дыбом.

Евграф (скучно). Заметно.

Лим. На протяжении последних четырех часов мы летели сквозь серую туманность. Ее еще называют Паутинной. Говорят, у нее есть свойство опутывать мороком.

Вит. Паутинная? Ни разу не слышал.

Лим. Конечно, ведь мы сейчас почти в тысяче световых лет от Земли. Эта зона Галактики очень мало изучена вашими учеными – она скрыта для телескопов.

Вит. Как так? Не понимаю… Ведь до Люси всего пятьдесят световых лет.

Лим. Да, но путь через Врата проходит через очень удаленные участки Галактики.

Вит. Ну, неважно. Так вот – сон. Вижу (садится), как плыву в космосе. Один, без «Фобоса» и даже, по-моему, голый. Вокруг – тьма. Но она будто живая. И говорит со мной.

Евграф. Видно кого-то, кто говорит?

Вит. Да нет, в том-то и дело! Голос звучит и ниоткуда, и отовсюду.

Евграф. И что говорит?

Вит (вспоминая). Как же там… Ага… Хочешь, говорит, стать мной?

Евграф. Тьмой?

Вит (волнуется). Да нет же! Слушай. Я говорю, кем – тобой? Он отвечает – мной. Абсолютом. Тем, кто создал этот мир, эту Вселенную и все прочие. Я говорю: да как же я могу-то… Я же червь, по сравнению с тобой. А он: да, червь. Но в тебе есть частица меня. Рано или поздно приходит время, когда мы – Абсолюты – сменяем друг друга. И в тебе, именно в тебе, есть все, чтобы стать новым мной.

Евграф (с иронией). Надеюсь, ты отказался.

Вит. Я говорю – может, ты меня просто искушаешь? Хочешь понять, насколько велики мои… эти… гордыня и самолюбие? Хватит ли у меня наглости объявить себя новым Богом?

Евграф. А он?

Вит. Он говорит – может, и так. А может, в самом деле, я устал и хочу, чтобы мир возродился через тебя. «А если я откажусь?» – спрашиваю. Он: возможно, правильно сделаешь. Или упустишь возможность, которая дается живой душе один раз за мириады перерождений. Всего один раз.

Помню, меня во сне аж в пот бросило. Дышу тяжело. Что, думаю, если сейчас откажусь – окажется, что этот Абсолют устал, а нового нету? И полетит весь мир в тартарары. А соглашусь – еще страшнее. Как же стану Абсолютом, если не могу и не умею ничего? Самую малость только. Кто я такой? Нет, думаю, если соглашусь, мир полетит в тартарары еще быстрее. И говорю ему: ты уж извини, глубокоуважаемый… Не могу я тобой стать. Все законы, по которым существует Вселенная, – не мной созданы. Правила, схемы… Кто все эти элементы изобрел? Атомы? Звезды? Кто законы эти создал, по которым каждая пылинка живет? Каждый бином Ньютона и бозон… этого, как его…

Евграф. Хиггса.

Вит. Вот, его. Я разве? Я и не знаю-то о них толком ничего. Как же управлять этим буду?

Евграф. А он?

Вит. По-моему, усмехнулся. Не бойся, говорит, эти законы и без тебя действовать будут. Ты лишь царствуй над всем и решай только самое важное. А я отвечаю: какая же, говорю, заслуга моя в том, что буду управлять тем, что не мною создано? Значит, вовсе не заменой тебе я стану, а управляющим просто. Да и с этим, боюсь, не справлюсь. Так что ты уж, говорю, потерпи, пожалуйста, сколько-то там эонов, а я Богом быть не хочу. И не могу. И никто не может, думаю, кроме Тебя.

Лим. Так и сказал?

Вит. Так и сказал.

Евграф. А он?

Вит. Исчез. Тьма развеялась. Я проснулся.

Евграф. Честно скажи, было желанье согласиться?

Вит. Да еще какое! Это я сейчас за пять минут изложил, а вообще разговор долгий был и сомневался я подолгу.

Евграф. Не жалеешь, что отказался?

Вит. Жалею. Но только пока не задумаюсь всерьез. (Усмехнувшись.) Да мало ли глупостей приснится?

* * *

Я-ва-я вокруг своей звезды мчится быстро – местный год в три раза короче земного. И если зависнуть в космосе спиной к солнцу и наблюдать за полетом маленькой Я-ва-я, может показаться, что это бежевый теннисный мяч. Он пущен крепкой рукой спортсмена и несется сквозь пространство, чтобы где-то упасть, либо вновь получить ракеткой. И мы не знаем, какой счет на табло и сколько времени до конца матча.

Запись 71

Лим. Господа, я останусь на орбите. Тут строгая система досмотра. А вы дерзайте, чуваки.

Евграф. Лим, ты научился виртуозно сплетать в одном предложении такие слова, как «господа» и «чуваки». Буду брать у тебя уроки.

Лим. Изволь, хрен с тобой.

Евграф и Вит смеются.

Внешние камеры показывают, как к «Фобосу» пристыковывается иноземный корабль. Он похож на огромного хоккеиста – стыковочный модуль в голове, по бокам по два отсека, похожие на руки, и сзади два подлиннее – ноги.

Лим. У них такая система – приземляться можно только на их корабле. Пока вы будете лететь, вас полностью просканируют, проверят на наличие патогенных бактерий, пробьют ваши данные по базе и снабдят чипом.

Вит. Что за чип?

Лим. Он активируется, если вы начнете вытворять что-то противоправное. Ты мгновенно уснешь, а Евграфа обесточат. Во всяком случае, так написано в бортовом журнале Шина – того игрека, что побывал на этой планете не так давно.