Бегство Короля - Виктория Борисова

Максим вздохнул. Счастливое же было время! Пусть он даже сам не всегда понимал это и позволял себе злиться и обижаться из-за всяких мелочей вроде плохой погоды, грубого гаишника или не вовремя выплаченного гонорара.

Сейчас его ждет дома только Малыш… А еще — книга, которая притягивает к себе словно магнит. Он уже жалел о том, что столько времени потратил зря. В первый раз самому было интересно узнать, чем все закончится! Обычно он составлял четкий план и старался придерживаться его, по крайней мере в общих чертах, но теперь повествование развивалось как будто само собой, а он чувствовал себя не творцом, не богом придуманного мира, а сторонним наблюдателем, который видит и записывает, но не может вмешиваться в ход событий.

Лифт почему-то не работал. Максим почти бегом поднялся по лестнице. И свет в подъезде какой-то мерцающий, тревожный… Максим долго шарил по карманам в поисках ключей. Неужели забыл? А, нет, вот они!

Малыш радостно бросился ему навстречу. Видно, надвигающаяся гроза напугала собаку, и теперь он не отходил от Максима ни на шаг, как будто боялся потерять его снова.

— Ну, ну, ничего!

Максим рассеянно погладил пса, сразу же уселся за стол и включил компьютер. Малыш благодарно лизнул ему руку и свернулся калачиком прямо под ногами.

«Парадный обед удался на славу. Синий зал с оленями — самый большой во дворце — освещали огромные бронзовые люстры с тысячами свечей, отлитых из белого воска. Слуги сбивались с ног, таская огромные блюда с новыми и новыми яствами — жареными фазанами, лебедями с озера Борхит, красной рыбой алвас, что водится только в устье Ярвы, свежими фруктами, доставленными прямиком из Дестра… Стол украшал даже целый бык, зажаренный на вертеле.

Вино лилось рекой, и, когда луна взошла на небе, все гости уже успели изрядно опьянеть. Даже сам вейс покраснел и нетвердо держался на ногах, когда приходилось вставать, поднимая по древнему обычаю золотой кубок в честь победителей.

Автар сидел в самом темном углу. Весь день он провел в дворцовом книгохранилище, пытаясь отыскать хоть какие-нибудь сведения о шаманах-таобах. Это было нелегко — упоминаний о них в сочинениях Древних было немного, к тому же все они весьма расплывчаты и противоречивы. К примеру, тот же Валъцерий Итурийский считал их чуть ли не людоедами, а Манир Халам из Дестра — напротив, почти святыми людьми: мудрецами, предсказателями будущего, целителями, защитниками людей от злых духов…

Но все сходятся в одном — таобы могли оказаться где угодно в любой момент, путешествовать в пространстве и времени, даже посещать иные миры, коих Древние насчитывали несметное множество.

Другое дело — почему шаман сгорел на костре вместе с другими? Почему не смог спастись?

Или — не захотел…

Чувство неосознанной тревоги росло час от часу, а чужое пьяное веселье только наводило тоску. Он бы с радостью ушел отсюда, но не положено… Раз попал в число придворных дармоедов — изволь радоваться победе.

Сам виновник торжества сидел окруженный высшими сановниками и военачальниками. Среди парадных одежд, расшитых золотом, его простой суконный мундир выглядел странно, даже дико, словно черная ворона залетела в стаю райских птиц. А лица у этих птиц были такие, будто они только что отведали кислой и вяжущей ягоды кнет, но все равно старались улыбаться через силу и говорить подобающие случаю заздравные речи:

— Да прославится Благородное Воинство!

— Сто лет жить храброму Марану!

— Пусть эта славная победа станет первой из тысячи других!

Автар почувствовал даже что-то вроде жалости к ним. Легко ли родовитым и спесивым чествовать какого-то выскочку?

Странно другое — на лице победителя не было радости. Там вообще ничего не было. Глаза — черные провалы без всякого выражения. Странно было видеть, как вполне обыкновенное, даже приятное лицо может быть таким нечеловеческим, словно застывшая каменная маска, выделялся только ожог на правой щеке — безобразный сине-багровый рубец. Интересно, где это его так угораздило?

И кто он такой, в конце концов? Сирота? Ребенок, брошенный родителями? Оборотень? Подменыш? Пришелец из Тергаля?

Одна из свечей в массивной бронзовой люстре оплавилась и упала на стол — прямо перед Мараном. Вспыхнула белая полотняная салфетка… Опытный и расторопный слуга тут же загасил пламя, опустив на него массивную крышку от супницы, и в следующий миг снова поднимались кубки и звучали заздравные речи.

Только Автар сидел в своем углу и смотрел не отрываясь на новоявленного победителя. Он один заметил, как тот вздрогнул всем телом, как изменилось его лицо. На миг оно стало лицом испуганного ребенка, и языки пламени отражались в огромных, расширенных от ужаса зрачках.

Это продолжалось всего несколько секунд, потом Маран снова овладел собой. Никто, кажется, даже не обратил внимания на это маленькое происшествие, только Автар застыл на месте, словно громом пораженный. Тонкий стакан с вином хрустнул в его руке, как яичная скорлупа, осколки впились в ладонь, и кровь, смешиваясь с вином, закапала на белую скатерть, но он даже не замечал этого.

Будто вспышка молнии сверкнула — и осветила все вокруг новым, безжалостным, всепроникающим светом. Наконец-то он все понял! Фрагменты головоломки встали на свое место.

Огонь! Обожженная щека! Женщины и дети, принявшие мученическую смерть двадцать лет назад! Сколько тогда было Марану? Четыре-пять лет, не больше. Достаточно маленький, чтобы протиснуться между прутьями клетки — и в то же время достаточно большой, чтобы все запомнить и лелеять месть в своем сердце все эти годы. Теперь понятно, почему Грозный Дух ждал так долго…»

Где-то далеко раздался первый раскат грома. Порыв ветра распахнул окно, так что чуть не вылетело стекло. Малыш жалобно взвизгнул и попытался забиться под диван, но уместилась только голова и передние лапы. Выглядело это довольно комично, но Максим отнесся с пониманием — умный и храбрый пес всегда боялся грозы. В конце концов, у всех есть свои маленькие слабости.

— Малыш! Давай вылезай, а то застрянешь еще, не дай бог…

Максим встал, аккуратно закрыл окно, потом присел на корточки и принялся гладить собаку. Малыш дрожал всем телом и только смотрел на него благодарно и чуть виновато, как будто сам стеснялся, что так перетрусил.

— Ничего, псина! — утешил его Максим. — Это скоро пройдет. Вот кончится дождь — и гулять пойдем.

Малыш сжался еще больше и прижал уши, всем своим видом показывая, что к прогулкам не расположен и охотнее останется здесь, под защитой родного дома, в относительном покое и безопасности.

— Ну и ладно. Не хочешь — не надо.

«Веселье в Синем зале шло своим чередом. Шипучее вино льется в бокалы, музыканты играют на скрипках, арфах, флейтах и цимбалах, и кажется, что стены дрожат от криков хмельных гостей. Похоже, что никто во дворце не останется в стороне от общего веселья — даже слуги и стражники уже перепились под шумок. Не все же одним господам раздолье…