Вкус греха - Алисса Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Как думаешь, об этом станет известно?
— Сомневаюсь, — осторожно ответил Вит, и Мирабелла поняла, что он просто хочет ее успокоить. — Уильям не допустит, чтобы ты пострадала, и никто не допустит. Он будет грозить разоблачением, но только для того, чтобы выведать имена сообщников. Грязный судебный процесс никому не нужен.
— Здесь замешан кто-то еще, — устало сказала Мирабелла. — Точно замешан. Дядя не смог бы провернуть такое один.
— Пробыв с ним несколько дней, я, пожалуй, с тобой соглашусь. Думаю, Уильям имеет какие-нибудь соображения на этот счет.
— Ты ведь не сразу скажешь ему, Вит? Подождешь до вечера? Мне нужно… нужно все обдумать… решить для себя кое-что.
Она хотела, чтобы он ушел, пока сдерживаемые слезы не хлынули потоком.
Вит помолчал, потом ответил:
— У тебя есть время, пока гости не вернулись с охоты. Но не выходи из комнаты. И пока будешь думать, собери вещи. Хочу, чтобы к ужину ты уже была в Хэлдоне.
Мирабелла провела целый час в своей комнате, рыдая в подушку. Когда слез не осталось, она поднялась, умылась и, как посоветовал Вит, стала собираться.
Она не вернется. Она больше никогда сюда не вернется. Так и будет до конца своих дней жить гостьей в Хэлдоне.
Они с Витом могли быть вместе. Но дядя разбил эту мечту, нанеся Мирабелле такую глубокую рану, от которой она вряд ли оправится. Еще сильнее заставляло страдать понимание того, что из-за дяди она может остаться без гроша.
Если Мирабелла навсегда покинет дом барона без его письменного согласия, — а он ни за что не откажется от своих ежегодных трех сотен, — до того как ей исполнится двадцать семь, она лишится наследства. И все деньги до последнего фунта достанутся. …она не могла припомнить. Женскому обществу «Сестры добродетели», что-то вроде того.
Остаться она тоже не могла. Не теперь, когда на горизонте назревает скандал.
Борясь с усталостью и досадой, Мирабелла засунула капор в саквояж. «Незачем, — корила она себя, — портить собственные вещи в порыве гнева». И тут же пнула ногой стол.
Как несправедливо!
Прощайте, пять тысяч родительского наследства, а вместе с ними и мечта жить, ни от кого не завися! Теперь она уже никогда не породнится с Коулами, но с деньгами она хотя бы не чувствовала себя обузой.
Не в ее силах убедить дядю отказаться от ежегодной выплаты. Наверное, даже обвинение в фальшивомонетничестве не встанет между ним и его деньгами.
Проклятье! Если бы только у нее было шестьсот фунтов, чтобы откупиться от него! Мирабелла защелкнула саквояж, подняла его… и снова поставила на пол.
Она может откупиться от него. Как же она раньше не догадалась? Мирабелла подбежала к столу, взяла перо и бумагу, затем составила простенький договор.
Нужно поспешить. Буквально минуту назад она слышала, как к дому подъехала карета дяди. Вит наверняка уже подготовил экипаж, который отвезет их в Хэлдон.
Не прошло и десяти минут, как Мирабелла оказалась перед кабинетом барона. Дверь была открыта. Дядя, который только что вернулся с охоты, сидел за столом, потягивая портвейн.
Она откашлялась и вошла в комнату.
— Прошу прощения, дядя.
— Это ты спугнула парня?
— Простите?
— Тарстона, дура. Он прямо сейчас запрягает лошадей. Он и Хартзингер. Кажется, я велел тебе сидеть в комнате.
— Я так и сделала. Как вы велели. Я не прогоняла его. Барон уже злился на нее, и Мирабелла ничего не могла с этим поделать. Он пожал плечами.
— Парню давно пора повзрослеть. Зачем явилась? Мирабелла расправила плечи и прошла на середину комнаты.
— У меня к вам деловое предложение.
— Деловое предложение! — передразнил он и захохотал, не отрывая бокала от губ. — У самой за душой ни пенса, а пришла ко мне с деловым предложением! Безмозглая корова…
Мирабелла подождала, пока барон сделает еще глоток, и продолжила спокойным тоном:
— Согласно условиям завещания моих родителей, ежегодная выплата в размере трехсот фунтов, которую вы получаете как мой опекун, прекратится меньше чем через два года, когда я вступлю в права наследства. Если вы согласитесь избавить меня от опеки раньше, я пообещаю, письменно, щедро отплатить вам, как только получу деньги. Девятисот фунтов, думаю, будет достаточно.
— Девятьсот фунтов? — повторил он не без интереса.
— Считайте, что это проценты от ваших инвестиций. Неплохой доход за такое короткое время.
Барон осушил бокал и дрожащими руками налил себе еще.
— Ты дашь мне девятьсот фунтов, если я отпущу тебя?
— В сущности, да.
Он облизнул пересохшие губы, продолжая молча смотреть на нее. «Дядя обдумывает предложение, — решила она, — можно радоваться». Но почему же тогда под его взглядом у нее от страха сжимался желудок?
— И ты дашь письменное согласие, — медленно произнес он. Так медленно и странно, что Мирабелла засомневалась, стоит ли соглашаться.
— Д-Да.
— Откуда мне знать, что ты не обманешь?
— Я же сказала, что скреплю обещание подписью, — в недоумении повторила она. — Не знаю, как еще…
— Этого недостаточно. — Дядя нетерпеливо забарабанил толстыми пальцами по столу. — Совсем недостаточно. Я не смогу подать в суд, если ты передумаешь.
— Я не собираюсь…
— Оставь мне залог.
— Что? — с трудом пробормотала она, услышав его глупое требование. — Залог?
— Плохо со слухом? Именно так я и сказал.
— Но вы прекрасно знаете, что у меня ничего нет…
— У тебя есть друзья, — намекнул он. — Небедные. Страх сменился гневом. «Каков мерзавец!» — подумала она.
— Если бы мне не было стыдно просить у Коулов взаймы, — холодно произнесла Мирабелла, — я бы не торговалась здесь с вами.
— Плевать я хотел на твои чувства.
— Очевидно, как и на наш разговор, — парировала она. — С вашего позволения.
— А ну-ка сядь! — Заметив ее колебания, он с громким стуком опустил бокал на стол, расплескав жидкость. — Сядь, я сказал!
Мирабелла присела: страх, который она испытывала всю жизнь, с легкостью вытеснил гордость.
— Я должен все обдумать, — промямлил барон. — В таких делах нельзя торопиться.
К ее удивлению и еще большему огорчению, дядя поднялся со стула и принялся неуклюже расхаживать вдоль стола.
Мирабелла с отвращением и неким трепетом наблюдала, как барон неспешно переваливается из одного конца кабинета в другой, прилагая при этом такие физические усилия, на которые, как ей казалось, он не был способен уже многие годы. Половицы скрипели и прогибались под ним, ручейки пота стекали по лицу в лужицы на вороте, и, едва успевая переводить дыхание, он бубнил себе под нос: