Рожденный очаровывать - Сьюзен Элизабет Филлипс

Она загнала «вэнкуиш» в сарай и вышла. Сегодня Дин вывез из сарая и конюшни несколько тачек старых мешков из-под корма и другого мусора, чтобы освободить место для машины. К сожалению, он ничего не мог поделать с голубями, гнездившимися в потолочных балках, так что приходилось накрывать авто, но как только будет построен гараж, и эта проблема решится.

Дин закрыл дверь. Блу подошла к нему. Серьги из фиолетового стекла покачивались в ушах. Ему хотелось... много чего хотелось, в том числе спрятать ее в карман.

– Ты привык к этому, верно? – неожиданно пошла в атаку Блу. – Не только к дракам, но и к тому, что незнакомые люди покупают тебе выпивку, стараются влезть в доверие и стать твоими лучшими друзьями. Тебе, похоже, это нравится.

– Если принять во внимание те непристойные суммы, которые выплачивают мне за дуракаваляние на поле, у меня просто нет права отталкивать фанатов.

Он ожидал, что она согласится, но ошибся. Она так спокойно и пристально уставилась на него, что Дин заподозрил неладное. Неужели она точно знает, какую слепящую боль ему приходится выносить? Даже в межсезонье он смотрел столько записей игр, что потом видел их во сне.

– Профессиональный спорт – это развлечение, – объявил он. – Всякий, кто так не считает, просто обманывает себя.

– Но временами это должно ужасно надоедать.

Так оно и было.

– Ты разве слышала, чтобы я жаловался?

– Это одно из немногих качеств, которые мне в тебе нравятся.

Она дружески сжала его руку, отчего Дин мгновенно взбесился.

– В конце концов, в обожании фанатов больше позитивных, чем негативных сторон, – выпалил он с неожиданной злостью. – Просто люди тебя знают. Очень трудно уединяться, когда ты довольно известен.

Блу отняла руку.

– Наверное, ты прав. Потому что никогда не чувствуешь себя чужаком и не знаешь, что это такое, верно? – Она тяжело вздохнула. – Прости. Если вспомнить, как ты рос... ну, конечно, я ужасная дура. И наговорила тебе гадостей. – Она рассеянно потерла щеку. – Все потому, что я с ног падаю. Увидимся утром.

– Погоди. Я...

Но она уже зашагала к кибитке. Серебряные бусинки на сиреневом топе сверкали в темноте, как крохотные звездочки.

Ему хотелось крикнуть ей вслед, что он не нуждается ни в чьем сочувствии. Но Дин Робийар никогда не гонялся за женщинами, и даже Блу Бейли не заставит его отважиться на подобный идиотизм.

Поэтому он пошел к дому. Там было тихо. Он побродил по гостиной, открыл стеклянные двери и ступил на бетонную плиту, основание для будущего крытого крыльца, рядом с которым валялись связки досок, ожидавшие струсивших плотников.

Он пытался любоваться звездами, но на сердце было слишком тяжело. Ферма должна была стать его убежищем, местом, где он мог бы отрешиться от всех проблем и расслабиться, но наверху спали Безумный Джек и Райли, а его спину защищала одна лишь Блу. Все в его жизни разладилось, и он не знал, как вновь обрести равновесие.

Дин не привык ощущать отчаянную неуверенность в себе и поэтому вернулся в дом и направился к лестнице. Но, поднявшись на несколько ступенек, застыл как вкопанный.

На верхней ступеньке, съежившись в комочек, сидела Райли, сжимавшая в кулачке большой нож. Рядом примостилась Паффи. Нож самым странным образом контрастировал с розовой пижамой в сердечках и круглым детским личиком. Но Дин не желал разбираться еще и с этим. Почему здесь нет Блу? Она бы точно знала, что делать с Райли, и сказала бы девочке все, что та хотела слышать.

Но Дин заставил себя идти дальше. Добравшись до верхней площадки, он кивком показал на нож:

– Интересно, зачем это тебе?

– Я... я услышала шум. – Она подтянула колени ближе к груди. – Ну... и подумала... что вдруг это убийца или маньяк... то есть... не знаю.

– А это оказался я.

Он нагнулся и взял у нее нож. Паффи, выглядевшая куда чище и толще, чем в пятницу, с присвистом зевнула и закрыла глаза.

– Я слышала шум до того, как ты пришел, – пояснила она. глядя на проклятый нож с таким видом, словно Дин собирался воткнуть его ей в грудь.

– В десять тридцать две. Ава дала мне с собой будильник.

– И ты просидела здесь два часа?

– Кажется, я проснулась, когда ушел па.

– Его здесь нет?

– По-моему, он пошел к Эйприл.

Не требовалось особого воображения, чтобы представить, как проводят время Безумный Джек и его дорогая старенькая мамочка.

Дин устремился к комнате Джека и швырнул нож на кровать. Пусть поломает голову, как нож попал сюда.

Вернувшись, он обнаружил, что Райли не двинулась с места и по-прежнему обнимает свои колени. Даже собачка сбежала от нее.

– После ухода па я услышала потрескивание, будто кто-то пытался вломиться в дом... и, может, у них был пистолет или что-то в этом роде.

– Это старый дом. В таких всегда потрескивают стены и полы. Как ты раздобыла нож?

– Спрятала в спальне, перед тем как ложиться в постель. Мой дом... в Нашвилле у нас сигнализация. А здесь, наверное, ничего подобного нет.

Она два часа просидела здесь, вооруженная кухонным ножом? При мысли об этом он словно обезумел.

– Иди спать, – бросил он резче, чем намеревался. – Теперь я здесь, и тебе нечего бояться.

Девочка кивнула. Но не пошевелилась.

– Что-то не так?

Она принялась грызть ноготь.

– Ничего.

Он нашел ее с кухонным ножом, а перед этим разозлился на Блу и кипел от ярости, зная, что Эйприл сейчас трахается с Безумным Джеком, поэтому сорвал гнев на малышке.

– Говори же, Райли. Я не умею читать мысли.

– Мне нечего сказать.

Но она упрямо оставалась на месте. Почему девчонка не уйдет к себе?

Он, обладавший безграничным терпением по отношению к самым непонятливым новичкам, сейчас выходил из себя.

– Думаю, что есть. Выкладывай.

– Я ничего не хочу, – поспешно заверила она.

– Прекрасно. Вот и сиди здесь.

– Ладно...

Ее голова опустилась еще ниже. Спутанная масса локонов закрыла лицо, и ее беззащитность стала канатом, тащившим его обратно в самые темные углы детства. Горло Дина перехватило.

– Надеюсь, ты понимаешь, – выдавил он, – что ни в чем не можешь рассчитывать на Джека, если не считать денег, конечно. Его никогда не будет рядом. Если захочешь чего-то, придется самой всего добиваться. Он не станет решать твои проблемы. Если сама за себя не постоишь, мир обрушится на тебя.

– Так и будет, – жалко пролепетала девочка. – Я постараюсь.