Первый паладин - Дмитрий Кошкин

Маша была умной и доброй девушкой, обычно не имеющей проблем с учебой. Даже можно было бы назвать её отличницей. Поэтому было вдвойне странно узнать, что она опять не смогла сдать какой-то зачет.

В ходе расспросов выяснилось, что миловидная внешность приглянулась относительно нестарому преподавателю, известному охотнику до прелестей молодых студенток. Ходили слухи, что многие девушки, не брезговали сдавать дисциплину по, так сказать, «индивидуальной программе». Некоторые. Но не Мария.

А дальше всё очевидно. Уязвленный отказом преподаватель пообещал девушке проблемы с учебой, но воспитание не позволяло ей пойти у него на поводу.

Маша даже пожалела тогда, что, поддавшись эмоциям, мне всё рассказала, так как поддавшийся эмоциям я, в эту же минуту вошел в аудиторию и пробил в печень похабному любителю девичьих прелестей. Какие-то остатки рассудительности не позволили мне бить в лицо, или наносить какие-то более весомые травмы.

Нет, я не был агрессивным быдлом, привыкшим решать все вопросы с помощью кулаков. Если дело и доходило до драки, то её инициатором я никогда не был. Просто в этот раз я не смог пройти мимо, когда жертва не могла никак ответить обидчику самостоятельно.

Ну, а дальше, естественно, разразился скандал. Угрозы заявления в правоохранительные органы Дьянченко не осуществил исключительно из-за того, что Мария не осталась в стороне и пригрозила обвинением в домогательствах. В результате разбирательства, так сказать, «между своими», с участием ректора университета, мне позволили просто забрать документы из ВУЗа и уйти «по-хорошему». Шепнувший потом с глазу на глаз ректор сказал мне прийти восстановиться в следующем году, но у военкомата были на меня свои планы.

Потом до меня дошли слухи, что Дьянченко всё-таки получил свое, когда его уволили раньше чем через полгода из-за его выходок. Но это не особо отменяло моего желания набить ему морду как надо, чем я и занялся прямо сейчас.

Не знаю что это за мир, в котором мы очутились, но здесь я уже не сдерживался, планомерно вбивая ненавистного мне человека в бетонный пол аудитории. Естественно, в жизни я бы не поступал так жестко, но в этой реальности я решил отвести душу.

Остановился я лишь тогда, когда угрозы кары и тюрьмы сменились жалким скулежом человека, осознавшим всю полноту своей неправоты, которую я ему доходчиво объяснил как словами, так и «физическим внушением, посредством вдалбливания информации в голову».

– Я не особо понимаю, что тут происходит, но, наверное, он это заслужил? – Вопросительно подняла бровь Алисия, когда я, тяжело дыша, вышел из помещения в коридор.

Я лишь кивнул.

– Значит, сейчас мы поищем очередную дверь, ведущую нас в этот проклятый лабиринт, и ты мне всё расскажешь. И в особенности меня интересует, что это за место. Потому как, я уверена, что это не наш мир, но ты с ним хорошо знаком. – Её тон не терпел возражений. – Пошли.

Выход нашелся быстро, и мы вновь увидели привычные серые стены.

– Когда будешь готов, я тебя внимательно выслушаю. – Отчеканила эльфийка и мы молча отправились исследовать лабиринт дальше.

Я долго думал о том, как ей объяснить произошедшее, но в голову не приходило ничего кроме правды.

Моя связь со столь необычным для нее местом была очевидна, и мне пришлось взять с нее второе обещание хранить всё рассказанное в тайне.

Глаза Алисии блеснули в предвкушении, и я рассказал ей о том, что моя душа попала в её мир из другого.

Издав вопль восхищения и добившись от меня обещания рассказать ей потом о своем мире, она спросила:

– Так, а тот человек в белом? Чем он вызвал твой гнев?

И мне пришлось также рассказать краткую историю наших с ним непростых взаимоотношений.

– Я так понимаю, в вашем мире не принято решать конфликты оружием или кулаками. Да и та девушка была тебе не особо близка. Почему ты так рисковал, вступаясь за неё? – Спросила Алисия.

– Ну, на самом деле я психанул. – Почесал я затылок. – Да и не то что бы я совсем не думал о последствиях. Я осознавал, что начнется скандал, но по ходу, всплывут и его мерзкие поступки. Никто из девушек не пошел бы жаловаться самостоятельно, но этот нарыв надо было вскрыть.

– А не проще ли было оставить всё как есть? Порою лучше не доводить до конфликта, разве нет?

– В принципе, это так. Но каждый раз, когда мы проходим мимо несправедливости, каждый раз, когда не отвечаем злу, не желая вступать в конфликт, зло убеждается в своей безнаказанности. Оно растет, оно упивается своей властью и вседозволенностью. Всё это приводит к еще большему злу. Поэтому любое зло надо давить в зародыше. Не важно как. Словом или кулаками. Просто зло, сокрытое в каждом в той или иной степени, должно знать, что ему каждый раз будет дан отпор. Поэтому наша пассивность и нежелание обострять, на самом деле, есть еще большее зло.

– Я поняла. – Кивнула эльфийка. – Но как произошло то, что ты очутился уже в нашем мире?

– Ох. У меня было механическое средство перемещения на большой скорости. Что-то вроде магической лошади. Потом объясню подробнее. И однажды я столкнулся с другим, более крупным, средством перемещения. Таким образом, я и погиб.

– Не совсем поняла, как это произошло.

– Ну, другой «наездник» выскочил мне наперерез, хотя по правилам должен был уступить, я не успел среагировать, и от удара умер. – Развел я руками.

– Вроде теперь понятно. А тот другой наездник специально на тебя напал? У вас такая агрессивная нация?

– Нет, конечно. Скорее всего, это произошло случайно. Я даже не успел разглядеть его лица. – Покачал я головой. – О! А вот и очередная дверь. Ну что, пошли?

***

Валентин Павлович провел за решеткой, в общей сложности, не более двух лет. Суд учел его хорошие характеристики, двух детей на попечении и отсутствие судимостей в прошлом.

Всего ему было назначено два с половиной года, но за примерное поведение мужчина освободился раньше, по УДО.

Он уже успел воссоединиться с семьей и найти новую работу, на которой не будет ночных смен, после которых придется уставшему садиться за руль, как в тот злополучный день.

Этот день Валентин Павлович вспоминает до сих пор. Не столько жаль потерянных лет в заключении и расставании с семьей, как сильно угрызение совести