Савитри - Ауробиндо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пламя в белом безгласном куполе
Видно и лица бессмертного света,
Светящиеся члены, что не знают рождения и смерти,
Груди, что вскармливают первенца Солнца,
Крылья, что наполняют пылкие безмолвия мысли,
Глаза, что смотрят в Пространство духовное.
Наши скрытые центры небесной силы
Раскрываются, как цветы, к атмосфере небесной;
Разум медлит, дрожа с небесным Лучом,
И даже это бренное тело тогда может чувствовать
Идеальную любовь и безупречное счастье,
И смех восторга, и сладости сердца,
Свободного от грубой и трагической власти Времени,
И красоту, и ритмичные ноги часов.
Этого в высоких царствах бессмертный касается род;
Что здесь есть почка, там цветет.
Там находится тайна Дома Пламени,
Сияние богоподобной мысли и золотого блаженства,
Восторженный идеализм небесного чувства;
Там — чудесные голоса, солнечный смех,
Журчащие маленькие водовороты в реках радости Бога
И мистические виноградники лунного золотого вина,
Весь огонь и вся сладость, чьих с трудом здесь
Светлая тень смертную жизнь посещает.
Хотя там бывают свидетелями радости Времени,
Давящее на грудь ощущается прикосновение Бессмертного,
Слышна флейты Бесконечного музыка.
Здесь, на земле, — пробуждения ранние,
Моменты, что трепещут в божественном воздухе,
И на стремлении ее почвы выросших
Солнечных цветов Времени взгляд на золотую Вечность:
Там — нерушимые счастья.
Миллион лотосов качаются на одном стебле,
Один многоцветный и экстатичный мир за другим
Взбирается к некоему далекому невидимому богоявлению.
На другой стороне вечных ступеней
Могучие царства бессмертного Пламени
Абсолютов Бытия стремились достигнуть.
Из горя и тьмы мира,
Из глубин, куда жизнь и мысль сходят,
Одиноко поднимается к небесам бессмертное Пламя.
В священных тайнах скрытой Природы
Он горит вечно на алтаре Разума,
Его жрецы — души посвященных богов,
Человечество — его дом жертвоприношения.
Однажды зажженный, никогда он погаснуть не сможет.
Огонь, вдоль мистических путей земли горящий,
Сквозь смертную полусферу он поднимается,
Пока, переносимый бегунами Дня и Сумерек,
В оккультный вечный Свет он не входит
И не взбирается, белея, к незримому Трону.
Его миры — это восходящей Силы ступеньки:
Греза очертаний гигантских, титанические линии,
Дома непадшего и освещенного Могущества,
Небеса неизменного Добра, чистого и нерожденного,
Высоты грандиозности безвозрастного луча Истины,
Когда в символическом небе они начинают видеться
И в воздух более обширный звать наши души.
На их вершинах они несут бессонное Пламя;
Мистического Запредельного грезу,
Трансцендентальность путей Судьбы и Времени,
Они указуют вверх, над собою, своими вершинами
Через бледно-сапфирный эфир богоума
К какого-то золотого Бесконечного апокалипсису.
Гром, катящийся среди гор Бога,
Неутомим, суров их Голос ужасный:
Превосходя нас, превзойти нас самих они нас призывают
И предлагают нам непрестанно подниматься все выше.
Далеко от пределов нашего рвения те вершины живут,
Слишком высокие для нашей смертной силы и высоты,
С трудом в ужасном экстазе усилия
Досягаемые духа нагой атлетической волей.
Суровые, нетерпимые, они от нас требуют
Усилий, слишком продолжительных для нашего смертного нерва,
Им наши сердца оставаться не могут верными, наша плоть — поддержать;
Только Вечного сила в нас может отважиться
На попытку огромной авантюры того восхождения
И жертву всего, что мы пестуем здесь.
Наше человеческое знание есть свеча, что горит
На смутном алтаре Истины, огромной как солнце;
Добродетель человека, груботканное плохо сидящее платье,
Облекает Добра деревянные образы;
Страстная и ослепленная, кровоточащая, грязью испятнанная,
Его энергия спотыкается на пути к Силе бессмертной.
Несовершенство преследует нашу высшую силу;
Части и отражения бледные — вот наша доля.
Счастливы те миры, что не ощущают падения нашего,
Где Воля едина с Истиной, Добром и Силой;
Не доведенные до нищеты бедностью земного ума,
Они хранят Бога естественное дыхание мощи,
Его нагую спонтанность интенсивностей быстрых;
Там есть его великое прозрачное зеркало, Сам,
И там, — его суверенное самодержавие блаженства,
В котором бессмертные натуры свою часть имеют,
Наследники и соучастники божественности.
Он через царства Идеала по желанию двигался,
Принимал их красоту и их величие чувствовал,
Принимал участие в славах их чудесных полей,
Но проходил, не задерживаясь под их великолепия властью.
Все было там интенсивным, но частичным светом.
В каждой серафимокрылой высоколобой Идее
Все знание объединялось одной властной мыслью,
Всякое действие склонялось к одному золотому значению,
Все силы подчинялись единственной силе
И делали мир, где она могла одна царствовать,
Идеала абсолютного дом совершенный.
Орден своей победы и своей веры,
Они предлагали Путешественнику у их ворот
Негасимое пламя или цветок неувядающий,
Эмблему привилегии высокого царства.
Великолепный сияющий Ангел Пути
Дарил поиску души
Мощь и сладость идеи,
Каждая считалась сокровенным источником и высшей силою Истины,
Самой сутью смысла вселенной,
Ключом совершенства, в Парадиз паспортом.
Однако были там регионы, где абсолюты встречались
И делали круг блаженства сочетающимися браком руками;
Свет стоял, обнимаемый светом, огонь сочетался с огнем,
Но никто в другом не терял своего тела,
Чтобы найти свою душу в Душе мира единственной,
Множественный восторг бесконечности.
Вперед он проходил к более божественной сфере:
Там, объединенный в общем величии, блаженстве и свете,
Все высокие, прекрасные и желанные силы,
Забывающие свое отличие и свое сепаративное царство,
Становились одним многочисленным целым.
Над разветвлением дорог Времени,
Над Тишиной и ее тысячекратным Словом,
В неизменной и ненарушаемой Истине
Вовеки соединенные и неразделимые,
Лучистые дети Вечного жили
На широких духовных высотах, где все есть одно.
Конец песни двенадцатой
Песнь тринадцатая
В Самости Разума
Наконец туда пришло голое беспристрастное небо,
Где Тишина к космическому прислушивалось Голосу,
Но не отвечало ничего на миллион зовов;
Души бесконечный вопрос не встречал отклика.
Резкое завершение кончало надежды стремящиеся,
Глубокое прекращение в могучем покое,
Последняя черта на последней странице мысли,
Край и пустота бессловесного мира[14].
Там медлила в паузе взбирающаяся миров иерархия.
Он стоял на широкой арке Пространства вершинного
Один с огромной Самостью Разума,
Которая держала всю жизнь в одном углу своих ширей.
Всемогущая, неподвижная и отчужденная,
В мире, который из нее брал начало, она не принимала участия:
Этот Сам не обращал внимания на песни победы,
К своим собственным поражениям он был безразличен,
Он слышал крик горя и не подавал знака;
Безучастный опускался его взгляд на зло и добро,
Он видел уничтожение и не делал движения.
Вечная Причина вещей, одинокий Провидец
И Хозяин своего множества форм,
Он не действовал, но нес все дела и все мысли,
Свидетельствующий Господь мириадов действий Природы,
Уступающий движениям ее Силы.
Ум путешественника это обширный квиетизм отражал.
Эта свидетельствующая тишина есть секретная основа Мыслителя:
Скрытое в безмолвных глубинах формируется слово,
Из