Дата Туташхиа - Маечабук Ираклиевич Амирэджиби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Итак, я сидел после ночных развлечений в конторе и ждал клиентов, когда вошел секретарь.
— Турецкий подданный, — доложил он, — по национальности лаз[9], дворянин-землевладелец, господин Арзнев Мускиа.
И повторил:
— Мускиа, — добавив, — ударение на а.
— Арзнев Мускиá? Ударение на а? — переспросил я.
— Да, сударь.
— По какому делу?
— Он хочет купить имения в Картли и Кахетии — сады и виноградинки, — пояснил секретарь.
Хотя подобные сделки обычно заключались при посредничестве дворянского банка, удивление мое было не слишком велико, — юридическая контора Ираклия Хурцидзе день ото дня становилась все известнее, и появление этого клиента было лишним тому подтверждением.
— Просите через десять минут! — сказал я секретарю, желая поднять в глазах нового клиента значение фирмы, хотя, должен сказать, мне самому не терпелось увидеть господина Мускиа. Дело в том, что в это время земельные проблемы казались мне чрезвычайно важными, затрагивающими не только частные, но и национальные интересы. В ту пору грузинские дворяне за гроши продавали свои поместья. Покупали их чаще всего землевладельцы, но не грузины, и мне представлялось патриотическим долгом спасти землю какого-нибудь разорившегося дворянина, а с ним и богатства моей страны от чужестранца. Именно поэтому приход лаза взбудоражил меня, и я перебирал в памяти все, что смогу предложить этому, как мне казалось, с неба свалившемуся спасителю наших земельных угодий. Ну, конечно, я не мог не думать и о том, чтобы встретить с достоинством своего богатого соотечественника, и к тому же патриота, не уронить себя в его глазах.
Но вот секретарь открыл дверь и, пропустив лаза вперед, представил его мне.
Я вышел из-за письменного стола:
— Адвокат, князь Хурцидзе. Прошу вас сесть. Я к вашим услугам!
Я попросил секретаря оставить нас и вернулся к своему столу.
Арзнев Мускиа сел в кресло, пристально на меня взглянул и, опустив голову, как будто погрузился в себя. Это меня не удивило — деловые люди перед беседой с адвокатом иной раз долго собираются с мыслями, однако молчание моего нового клиента тянулось без конца, перешло все границы, и мне показалось, если я не прерву его, это будет попросту невежливо.
— Господин Арзнев Мускиа! — с почтительностью обратился я к нему. — Я слушаю вас внимательно! Мы соотечественники, и я считаю себя обязанным помочь вам в вашем благородном деле.
Гость доброжелательно поглядел на меня и, мягко улыбнувшись, сказал:
— Я пришел не по тому делу, о котором вам доложили. Я пришел совсем по другому делу.
Когда человек в течение десяти минут готовится вести речь о покупке виноградников и неожиданно узнает, что виноградники тут как раз-то ни при чем, понятно, он может растеряться.
— Я слушаю вас, — с трудом выдавил я.
Гость снова задумался, в глазах его мелькнуло напряжение. Потом он метнул на меня острый взгляд, встал и прошелся вдоль моего письменного стола. На меня он не смотрел и, казалось, даже забыл о моем существовании. Он был, наверно, моего возраста. Красив. В больших и ясных голубых глазах — едва заметная печаль. Белокожий, светловолосый… На нем была чоха из верблюжьей шерсти, украшенная газырями старинней и редкой работы, и пояс с кинжалом.
Вдруг он остановился и деловито опустился в кресло.
— Господин адвокат, — тихо сказал он. — Я пришел по такому делу, за которое, наверное, никогда не брались ни вы, ни ваша контора. Об этом деле и не скажешь, что это — дело. Я попытаюсь все-таки вам объяснить. У вас есть друг в Кутаиси — Элизбар Кочакидзе. И вот этот ваш друг направил меня к вам — поговори, мол, с ним, может, он возьмется помочь тебе. Ему я все объяснил.
Арзнев Мускиа снова замолчал. Не скрою, в этом человеке было какое-то очарование, и я это почувствовал сразу, как только он вошел, а после его слов, хотя я и не узнал, что за ними скрывается, мне показалось, что на меня накинули аркан и волокут, как ясырь, чтобы продать в мамлюки на стамбульском базаре, а я и не собираюсь сопротивляться.
— Я не знаю, как называется товар, который я хочу купить, — продолжал между тем мой гость, — может быть, веселье… Дружеские встречи, игра… Любовь… Мне трудно подобрать слова. А может быть, просто светская жизнь… Вы понимаете меня?
Я был несказанно удивлен, так удивлен, что веки мои невольно задергались в нервном тике, клянусь богом! Опомнившись, я стал вдумываться в то, что он сказал, а вдумавшись, неожиданно расхохотался, — ничего себе предложение… Правда, в нем есть свой смысл, может быть, стоит открыть контору, которая будет принимать от клиентов предложения такого рода. Я сказал ему об этом.
— Ведь в самом деле, — я стал развивать его мысль, — если мы помогаем клиентам покупать различные материальные ценности, почему бы не помочь им в иных случаях — купить то, что они хотят, ведь это тоже ценности. Но, должен сказать, таких предложений я никогда не получал и в ведении подобных дел не имею никакого опыта… Скажите, как вы сами представляете, что мы должны делать, чтобы осуществить ваши желания?
— Я все это обдумал, — ответил он. — Выслушайте меня, и если мой вариант вам будет по душе — хорошо, а если — нет и вы найдете лучший, я не буду спорить.
Ой продолжал более уверенно:
— Элизбар Кочакидзе знает, я хочу купить то, что вы сами для себя покупаете каждый божий день. И потому направил меня к вам. Но у меня есть одно условие — деньги вы должны получить вперед. Потому что ведь никто не знает, во что может вылиться моя покупка. Но путь к ней я вижу один: куда бы вы ни шли — вы должны брать меня с собой, с кем бы ни встречались — мы должны быть вместе. Если мы сойдемся, сблизимся и станем друзьями, то будем вести себя так, чтобы обоим это приносило радость и удовольствие. Я надеюсь, что вам не придется краснеть за меня, но, если и случится какая-нибудь неловкость, что ж делать, раз вы взялись за такое дело… В деле всякое бывает… Но я хочу, чтобы вы ответили мне прямо — может быть, у вас нет времени, а может быть, я вам не по душе — тогда найдите мне достойного человека и поручите ему выполнить мою странную просьбу.
Признаюсь, Арзнев Мускиа вызывал во мне столь острое чувство притяжения и столь живое