Рюрик - Евгений Пчелов

Примитивным по сравнению с вооружением армии империи выглядело и оружие русов, главным преимуществом которых была «дерзость». Эта дерзость противопоставляется Фотием испуганной пассивности своих соотечественников: «Ибо те, кому некогда казался невыносимым один лишь слух о ромеях, подняли оружие на саму державу их и потрясали руками, разъяренные, в надежде захватить царственный град словно гнездо. Ведь они разграбили его окрестности, разорили предместья, свирепо перебили схваченных и безнаказанно окружили весь город — настолько превознесенные и возвеличенные нашей беспомощностью, что жители не смели смотреть на них прямым и бесстрашным взором, но из-за чего приличествовало им тем мужественнее вступить с врагом в схватку, от этого они раскисали и падали духом» (вторая гомилия).

Такое положение было, конечно, во многом связано с отсутствием в городе императорских войск, а возможно, и флота, посланного против арабов на Крит или в Италию. «Где ныне василевс христолюбивый? Где войска? Где оружие, [оборонительные] машины, полководческие советы и приготовления? Разве не нашествие других варваров перенесло и отвлекло на себя все это? И василевс выносит дальние труды за рубежами [империи], воинство отправилось с ним и разделяет тяготы — нас же истощает гибельное убийство, на наших глазах настигшее одних и уже настигающее других!» — горестно восклицал патриарх (первая гомилия). Согласно византийской хронике Симеона Логофета (середина Х века), василевс отправился в поход на мусульман. Весть о нашествии застигла его на берегу Черной реки в Каппадокии. Преодолеть расстояние от нее до столицы империи (более 500 километров) можно было за месяц обычного пути или не менее чем за неделю спешного[267].

А Константинополь тем временем был в осаде. Русы разорили пригороды, а согласно «Житию патриарха Игнатия» созданному Никитой Давидом Пафлагонцем в конце IX–X веке, напали и на Принцевы острова в Мраморном море, где разорили монастыри, а также, схватив 22 человека из ближайшей к опальному патриарху Игнатию «челяди, изрубили их всех топорами». Сам же бывший патриарх, живший на одном из островов, по свидетельству Жития, «все время твердил одни лишь такие слова: "Господь дал, Господь и взял; как Господу угодно, так и случилось" и тому подобное; так, благодаря Бога и обращаясь к Нему в непрестанных молитвах, он взывал к Его суду и помощи, а всякое спасение со стороны тех, кто почитался за властителей, считал тщетным».

Только на Бога уповали и в осажденной столице. «Помните ли вы смятение, слезы и вопли, в которые тогда весь город погрузился с совершенным отчаянием? Знакома ли вам та кромешная жуткая ночь, когда круг жизни всех нас закатился в пучину мрака смерти? Знаком ли вам тот час, невыносимый и горький, когда надвинулись на вас варварские корабли, дыша свирепостью, дикостью и убийством?.. Когда мимо города проплывали они, неся и являя плывущих на них с протянутыми мечами и словно грозя городу смертью от меча?.. Когда рассудки объял трепет и мрак, а уши были открыты лишь слухам о том, что варвары ворвались внутрь стен и город взят врагами?» — вопрошал Фотий свою паству (вторая гомилия). Потеряв всякую надежду, патриарх прибегнул к «последнему» средству. Во Влахернах, районе Константинополя, расположенном вдоль залива Золотой Рог, находилась церковь Пресвятой Богородицы, в которой хранилась великая святыня — покров (омофор, мафорий — накидка, покрывающая голову и плечи) Богородицы, который был принесен в Константинополь еще в V веке. К этой святыне неоднократно обращались во время нападения врагов на византийскую столицу. Кроме того, в Халкопатрийском храме хранились риза и пояс Богоматери. Нельзя однозначно сказать, какая из святынь была взята Фотием для защиты города, но, вероятно, это был мафорий[268]. Вот как сам патриарх говорил об этом: «Как только, оставшись безо всякой помощи и лишившись поддержки человеческой, мы воспряли душами, возложив упования на Мать Слова и Бога нашего… и, пронося Ее облачение, дабы отбросить осаждающих и охранить осажденных, я и весь город со мною усердно предавались мольбам о помощи и творили молебен, на что по несказанному человеколюбию склонилось Божество, вняв откровенному материнскому обращению, и отвратился гнев, и помиловал Господь достояние Свое. Истинно, облачение Матери Божией — это пресвятое одеяние! Оно окружило стены — и по неизреченному слову враги показали спины; город облачился в него — и как по команде распался вражеский лагерь; обрядился им — и противники лишились тех надежд, в которых витали. Ибо, как только облачение Девы обошло стены, варвары, отказавшись от осады, снялись с лагеря и мы были искуплены от предстоящего плена и удостоились нежданного спасения». Итак, после обнесения омофора Богородицы вокруг городских стен русы сняли осаду и стали уходить, прихватив богатую добычу.

Между тем в Константинополь вернулся император Михаил. Согласно хронике Симеона Логофета, «василевс же, прибыв, едва смог переправиться (через Босфор. — Е. П.). И отправились они с патриархом Фотием во Влахернский храм Божией Матери и там призывали к милости и состраданию Божество. Затем, вынеся с пением гимнов Святой омофорий Богородицы, они окунули его краем в море; и хотя стоял штиль, сразу же начались порывы ветров, и на спокойном море волны стали громоздиться друг на друга, и суда безбожных росов были разбиты, так что лишь немногие избежали опасности». Буря, таким образом, уничтожила русский флот. Иногда в исторической литературе можно встретить утверждение, что осада Константинополя закончилась 25 июня. На самом деле это мнение ошибочно. Данная дата, имеющаяся в синаксаре (церковная книга, представляющая собой сборник сведений о святых и церковных праздниках на каждый день года) константинопольской Великой церкви (храма Святой Софии), относится к осаде Константинополя арабами в 670-х годах[269].

Но на этом история с русами не закончилась. В «Хронографии» Продолжателя Феофана говорится о том, что «немного же спустя в царственный град прибыло их (росов. — Е. П.) посольство, умолявшее сделать их сопричастными Божественному крещению, что и случилось». Это первое крещение росов произошло еще до 867 года, поскольку о нем говорится и в «Окружном послании» Фотия:

«И ведь не только этот народ (имеются в виду болгары, крещение которых произошло в середине 860-х годов. — Е. П.) переменил прежнее нечестие на веру во Христа, но и даже сам ставший для многих предметом многократных толков и всех оставляющий позади в жестокости и кровожадности, тот самый так называемый [народ] Рос, те самые, кто — поработив [живших] окрест них и оттого чрезмерно возгордившись — подняли руку на саму Ромейскую державу! Но однако ныне и они переменили языческую и безбожную веру, в которой пребывали прежде, на чистую и неподдельную религию христиан, сами себя охотно (с любовью, радостно) поставив в ряд подданных (принявшие христианство от Византии народы считались как бы подданными империи. — Е. П.) и гостеприимцев вместо недавнего разбоя и великого дерзновения против нас. И при этом столь воспламенило их страстное влечение и рвение к вере — вновь восклицает Павел: Благословен Бог во веки! — что приняли они у себя епископа и пастыря и с великим усердием и старанием предаются христианским обрядам». Конечно, в этом тексте заметно преувеличение достигнутых результатов, но бесспорно одно — какая-то часть русов в 860-х годах приняла христианство, и, более того, к ним был отправлен епископ. Вероятно, внезапная гибель войска после в целом удачного похода на Константинополь могла повлиять на решение русов принять крещение. По всей видимости, этому предшествовало заключение мирного договора между Русью и Византией[270], на что указывают некоторые обороты и термины послания патриарха. Такая миссионерская активность была в целом характерна для церковной деятельности Фотия.