Сказание о Йосте Берлинге - Сельма Лагерлеф

О, кузен Кристофер, кузен Кристофер! Разве ты не знаешь? Посмотри вокруг!

С улыбкой пришла она, соблазнительная и манящая весна.

Природа просыпается от тяжкого зимнего сна, в голубом небе порхают весенние ангелы с крыльями бабочек и затевают свои веселые игры. Как цветы на кусте дикорастущих роз, повсюду появляются их веселые мордашки меж легкими, едва намеченными белыми штрихами облаками.

Земля оживает. Сонная, как дитя, она поднимается из ванны разливающихся рек, выходит из-под душа весенних дождей, и даже камни рассыпают вокруг себя фонтаны солнечных искр. Каждая кварцевая песчинка шепчет: скорее, скорее, жизнь начинается снова! Скоро, скоро полетим мы с ветром в прозрачном воздухе, засверкаем на розовых щечках юных девушек!

Беззаботные ангелы весны проникают с водой и воздухом в душу, заползают, как угри, в кровь, заставляют сердце биться быстрее и сильнее. Сердца людей, сердца зверей, цветы – все, что может жить, двигаться и дышать, – все им мило, всюду хлопочут они своими бабочкиными крыльями и вызванивают, как колокольчики: «Желать и радоваться! Желать и радоваться! Для чего же еще нужна весна?»

Но кузен Кристофер не шевелится. Он не понимает языка ангелов весны.

Он прячет голову в окоченевшие руки и мечтает о дожде пуль, о битвах чести, о славе, растущей с каждым новым сражением. Ему видятся триумфальные лавры и венки из роз, которым, чтобы цвести вечно, вовсе не нужна бледнолицая северная весна.

Жаль, жаль его, старого воина. Сидит он во флигеле один, без соотечественников, без родного языка, и кончится все для него безымянной могилой на погосте в Бру. Разве виноват он в том, что родился орлом, что пожизненная участь его – преследовать и убивать?

О, кузен Кристофер, хватит уже сидеть в одиночестве у догорающего камина! Встань, тебя ждет пенистое вино в роскошных дворах! Неужели ты не знаешь, что не далее как сегодня пришло на имя майора письмо от короля? Письмо, скрепленное королевской печатью?

Адресовано оно, может быть, и майору, но речь в нем о тебе! О тебе, кузен Кристофер. Вот же оно, получи!

О, как радостно видеть – светлеет чело твое, старый орел, расправляются плечи, гордо поднимается голова, и глаза блестят давно забытым хищным огнем. Распахнулась наконец дверца железной клетки, и весь огромный мир открыт для твоих тоскующих крыльев.

* * *

Кузен Кристофер открывает свой сундучок, достает с самого дна шитый золотом мундир. Взбивает седые волосы в гордый кок, надевает шляпу, седлает своего белого скакуна и покидает Экебю.

Ну нет, это не то же самое, что сидеть и мерзнуть у огня. Теперь и он видит, что пришла весна.

Он выпрямляется в седле и пускает коня в галоп. Развевается подбитый мехом доломан, плюмаж трепещет на ветру… проснулся кузен Кристофер! Проснулся, как проснулась сама природа после долгой зимней спячки, помолодел, как помолодела и обновилась земля. Старое золото блестит не хуже нового. Дерзкий лик воина под треугольной шляпой – какое гордое, какое волнующее зрелище!

Удивительна и прекрасна эта скачка! Там, где оставляют след копыта его коня, начинают бить ручьи, сочиться вода, перелетные птицы приветствуют его многоголосым восторженным гамом, сама природа радуется его освобождению, а природа, уж поверьте мне, знает толк в свободе.

Он скачет, как триумфатор, а перед ним сама весна мчится на парящем в прозрачно-голубом весеннем небе облаке и указывает ему дорогу. Весна трубит в рог, млеет от удовольствия и рассыпается серебряными искрами в лужах и ручьях. Рядом с ним скачут боевые товарищи – счастье встало на цыпочки в стременах, честь покрикивает на своего коня, чтобы тот не уставал, а любовь, как всегда, мчится на огнедышащем арабском скакуне, то и дело сбиваясь с дороги.

Неописуемая скачка, неописуемый всадник.

– Куда-куда, кузен Кристофер? Куда ты скачешь, кузен Кристофер? – кричит ему недавно выучивший человеческий язык певчий дрозд.

– В Борг! – отвечает, ничуть не удивившись, кузен Кристофер. – Я еду в Борг делать предложение! Делать предложение!

– Не езжай в Борг! Холостяку лучше! Холостяк беды-горя не знает! – кричит ему вслед дрозд и хохочет.

Но не слушает дрозда кузен Кристофер. Дрозд ему не указ. С холма на холм скачет его белый конь, подъем – спуск, подъем – спуск, и он у цели.

Легко, как в молодости, спрыгнув с коня, бежит он к крыльцу имения. Он бежит к графине Мэрте.

И все хорошо, все замечательно. Графиня Мэрта милостива к нему, кузену Кристоферу кажется, что она вовсе не прочь носить его прославленное имя и жить в его замке. Он выжидает момент, он ждет, когда наступит миг торжества, когда вынет он из кармана королевское письмо и покажет его графине. Ему не терпится, но он откладывает этот момент. Ему приятно держать козырь в рукаве.

Она, как обычно, развлекает его, рассказывает историю за историей. Он смеется и восхищается ее рассказами.

Они сидят во втором этаже, в одной из комнат, где молодая графиня развесила купленные у мамзель Марии вязанные чешуйчатой вязкой гардины. И графиня Мэрта, пользуясь случаем, рассказывает кузену Кристоферу эпизод с этими гардинами. Она изо всех сил старается, чтобы история выглядела как можно смешнее.

– И видите, какая я злая, – заключает графиня. – А невестка развесила здесь эти ужасные гардины, чтобы я день и ночь помнила о своем прегрешении! Вот уж воистину искупление грехов – смотреть на эти ужасные тряпки!

Кузен Кристофер смотрит на нее обжигающим взглядом.

– Знаете, графиня, – медленно говорит он. – Я тоже беден и стар, и я тоже, как ваша вязальщица, десять лет сидел в углу у камина и ждал любимую. Это вам тоже покажется смешным?

– Ну нет, – пожимает плечами графиня. – Это совсем другое дело.

– Бог отнял у меня все – счастье, состояние, даже отечество. Заставил есть чужой хлеб, – очень серьезно произнес кузен Кристофер. – Я научился уважать бедность.

– Господи, и вы туда же, – всплеснула руками графиня. – Какие вы все скучные и добродетельные, просто ужас! Ах, какие добродетельные!

– Да, графиня. – Голос его стал совсем ледяным. – И заметьте вот что, графиня. Когда Господь вернет мне все, чем я обладал, и богатство, и власть, я постараюсь распорядиться всем этим получше, чем делить кров с бессердечной макакой, издевающейся над чужим несчастьем.

Графиня побледнела.

– И правильно сделаете, кузен Кристофер. – Она посмотрела на него, и он поразился, столько ненависти было в ее взгляде.

И кузен Кристофер строевым маршем вышел из комнаты, сел на белого коня и поскакал назад в Экебю. Но уже не ласкали слух божественной музыкой ангелы-хранители весны, промолчал говорящий дрозд. Он уже не замечал ласково улыбающейся ему весны.

В Экебю он приехал как раз в тот момент, когда кавалеры заряжали ружья для пасхального салюта и готовили к сожжению пасхальную ведьму – соломенную куклу в сарафане, какие носят вдовы из ротных деревень[22], с тряпичной головой, а на голове углем нарисованы глаза, нос и рот. Рядом стоит ухват с длинной ручкой и конечно же метла. Рожок с ведьминым маслом на шее, ничего не забыли. Готова к отлету на Блокуллу[23].