Как рождаются эмоции. Революция в понимании мозга и управлении эмоциями - Лиза Фельдман Барретт

Я понимаю, что говорю нечто дерзкое: что каждому из нас нужно иметь понятие эмоции до того, как мы можем испытать или воспринять эту эмоцию. Это определенно не соответствует здравому смыслу или повседневному опыту; эмоции воспринимаются встроенными. Однако эмоции конструируются посредством прогноза, и вы можете прогнозировать только с помощью понятий, которыми обладаете… которые у вас есть.

* * *

Эмоции, которые вы так легко испытываете и которые кажутся встроенными, вероятнее всего, были известны также поколению и ваших родителей, и их родителей. Классический взгляд объясняет этот процесс предположением, что эмоции — отдельно от понятий эмоций — встроены в нервную систему в ходе эволюции. Я тоже рассказываю об эволюции, однако мой рассказ касается социальной реальности и не требует отпечатков для эмоций в нервной системе.

Понятия эмоций вроде «страха», «гнева» и «счастья» переходят от одного поколения к другому. Это происходит не просто потому, что мы передаем свои гены, а потому, что эти гены позволяют каждому поколению устанавливать связи с мозгами последующего поколения. Детская психика заполняется понятиями по мере того, как они усваивают нравы и ценности своей культуры. Этот процесс известен под разными названиями. Развитие мыслительных способностей. Развитие языковых навыков. Социализация.

Одно из основных адаптивных преимуществ человека — почему мы процветаем как вид — состоит в том, что мы живем в социальных группах. Такая схема позволила нам распространиться по земному шару, создав подходящую среду обитания — питаясь, одеваясь и учась друг у друга в негостеприимных физических условиях. Поэтому мы можем по мере смены поколений накапливать информацию — рассказы, рецепты, традиции и что угодно, что можно описать, — которая помогает каждому поколению, формируя мозг, устанавливать связь со следующим поколением. Такой кладезь знаний между поколениями позволяет нам активно формировать физическую среду, а не просто приспосабливаться к ней, и при этом создавать цивилизации[311].

Конечно же, жизнь в группах имеет свои недостатки, в частности, есть важнейшая дилемма, с которой должен сталкиваться каждый человек: ладить с другими или вырываться вперед. Повседневные понятия вроде «гнева» и «благодарности» являются важными инструментами для этих двух конкурирующих подходов. Они — инструменты культуры. Они предписывают определенные действия, зависящие от ситуации, позволяют вам общаться и влияют на поведение других людей, находясь на службе управления бюджетом вашего тела.

Сам по себе тот факт, что страх поколение за поколением появляется в вашей культуре, не доказывает ни того, что страх закодирован в человеческом геноме, ни того, что он был создан естественным отбором миллионы лет назад у наших предков-гоминидов в африканской саванне. Объяснения с помощью одной-единственной причины игнорируют гигантскую роль коллективной интенциональности (не говоря уже о многочисленных свидетельствах современных нейронаук). Несомненно, эволюция позволяет людям создавать культуру, а часть этой культуры — система основанных на цели понятий, которые используются для управления собой и друг другом. Наша биология позволяет нам создавать основанные на цели понятия, но какие именно это будут понятия, определяется культурной эволюцией[312].

Человеческий мозг является культурным артефактом. Мы не загружаем культуру в девственный мозг, как программное обеспечение в компьютер; скорее, культура помогает нам устраивать связи в мозге. Далее мозг становится носителем культуры, помогая создавать и сохранять ее.

Все люди, которые живут группами, должны решать общие проблемы, так что неудивительно обнаруживать некоторые понятия, которые сходны для разных культур. Большинство человеческих обществ, например, имеют мифы о сверхъестественных существах: нимфах античной Греции, фейри кельтских легенд, лепреконах Ирландии, «маленьком народце» североамериканских индейцев, менехуне гавайского фольклора, троллях Скандинавии, азиза Западной Африки, аглулик культуры эскимосов; мими аборигенов Австралии; син Китая; ками Японии и бесчисленном множестве других[313]. Рассказы об этих волшебных существах — важная часть человеческой истории и литературы. Однако это не означает, что такие волшебные создания действительно существуют или существовали в природе (как бы сильно мы ни хотели посетить Хогвартс[314]). Категория «волшебное существо» сконструирована человеческим умом, и, поскольку она существует в таком количестве различных культур, она, видимо, выполняет определенную важную функцию. Аналогичным образом понятие «страх» существует во многих культурах (но не во всех — в качестве примера можно взять народ къхунг в пустыне Калахари[315]) в силу выполнения важных функций. Насколько мне известно, ни одно из понятий эмоций не является универсальным, но даже если бы такое нашлось, сама универсальность не создает автоматически реальность, независимую от воспринимающих ее людей[316].

Социальная реальность — это движущая сила, стоящая за человеческой культурой. Вполне вероятно, что понятия эмоций — элементы социальной реальности, которым мы научаемся у других членов общества в детстве и даже позже, если вдруг переезжаем из одной культуру в другую (вскоре мы поговорим об этом более подробно). Поэтому социальная реальность — это своего рода канал для передачи поведения, предпочтений и значений от предков к потомкам посредством естественного отбора. Понятия — это не просто социальная надстройка над биологией. Это биологическая реальность, которая внедрена в ваш мозг с помощью культуры. Люди, которые живут в культурах с определенными понятиями или с более разнообразными понятиями, могут быть лучше приспособлены к воспроизводству[317].