Исключительные - Мег Вулицер

– Нет. Только тебе. Ты единственный человек, которому я могу доверять.

Возможно, это значило то же самое, что Кэти Киплинджер сказала Жюль: ты слабая.

– Но ведь рано или поздно придется рассказать? – спросила Жюль.

Эш не ответила, поэтому заговорил ее отец.

– Нет, она не расскажет, – строго сказал он. – Как раз об этом я и говорил.

Момент был настолько напряженным, что Жюль не знала, куда смотреть и что говорить. Гудмен встал из-за стола и сказал:

– Подходящий момент, чтобы отлить.

Он ушел. Сейчас он был куда более крупным, чем когда Жюль видела его в последний раз. Работа строителем, исландское солнце, кружка скира за кружкой, отсутствие секса, привычка иногда играть в азартные игры и бреннивин, известный как «Черная смерть», коктейль из водки и шотов: все это способствовало его превращению в молодого крепкого эмигранта под новым именем, которое сегодня упомянули вскользь, – Джон.

Пока он отсутствовал, остальные Вулфы сели ближе, и Гудрун воспользовалась шансом отойти за сигаретами.

– Послушай, – сказал Гил, выпив пива и внимательно посмотрев на Жюль. – Ситуация очень и очень щекотливая. Ты же это понимаешь?

– Да, – сказала она шепотом.

– Мы можем тебе полностью довериться? – спросил он. Они все внимательно смотрели на нее.

– Да, – сказала она, – конечно, можете.

– Очень хорошо, – сказал Гил. – Дело в том, что мы не хотели, чтобы Эш кому-то рассказывала. То есть вообще никому. Ни тебе. Ни Итану. Последствия могли оказаться настолько ужасными, что даже думать не хочется. Но Эш настаивала, чтобы рассказать хоть кому-то, иначе у нее бы случился нервный срыв. Может показаться, что мы устраиваем мелодраму на пустом месте…

– Ничего я не устраиваю, пап, – вмешалась Эш, и отец повернулся к ней.

– Хорошо, не мелодраму. Но мы все знаем, что ты очень впечатлительная натура, и учитываем это, – казалось, он изо всех сил старался держать себя в руках. Затем он снова обратил свой суровый отцовский взор на Жюль.

– Когда осенью она отправится в Йельский университет, она должна быть в состоянии сосредоточиться, – сказал Гил. – Это все не должно выводить ее из равновесия. Никого из нас не должно. Надо вести себя как ни в чем не бывало. Будто все по-прежнему.

Жюль представила, как возвращается в Хеквилл, и мама невинно ее спрашивает:

– Ну как, захватывающее получилось путешествие, как вы и надеялись? Расскажи о самом интересном.

Лоис бы даже не подозревала, что Жюль оказалась втянута в такую историю, и она не узнает, насколько пугающим, ирреальным и неуправляемым казалось ей происходящее. Жюль мечтала о том, что сможет рассказать все Итану. Он бы увидел общую картину и направил мысли в нужном направлении.

– У меня есть для тебя моральная головоломка, – сказала бы она ему.

– Вперед, – ответил бы он.

И Жюль бы начала:

– Есть одна чудесная, очаровательная семья…

– Честно говоря, Жюль, – сказала Бетси Вулф, – в идеале никто, кроме нашей семьи, не должен знать, что мы связались с Гудменом и пытаемся сделать все, чтобы он смог жить по-нормальному. Мы знаем, он невиновен в тех возмутительных вещах, в которых его обвиняет эта проблемная девушка, и когда придет время, мы поможем ему вернуться домой. Мы поговорим с прокуратурой и сделаем все, что нужно. Гудмен возместит убытки за свой побег до даты заседания. Но время еще не пришло. Не хочу оскорблять тебя словами, которые люди порой говорят: «Для нас ты как член семьи». Однажды слышала, как Селеста Педди сказала так бедной перуанке – или это была индианка, – женщине, которая приходила раз в неделю и в специальной комнате гладила одежду. Только семья является семьей – такая вот несправедливость. У тебя своя семья. Я пару раз говорила с твоей матерью и один раз встретила ее в аэропорту, но она показалась мне очень приятным человеком. Ты – не член нашей семьи, хотя было бы здорово, если бы ты им была. Я не твоя мать, а Гил не твой отец, и мы не можем заставить тебя делать то, что мы хотим. Я думаю, что Эш манипулировала нами, когда заставила нас позвать тебя в эту поездку…

– Неправда, – подхватила Эш.

– Ладно, как-нибудь сходим к психологу и обсудим это, – с улыбкой сказала Бетси дочери. – Я уверена, существуют психологи для матерей с дочерьми. Мы платили другим врачам, так почему не заплатить такому? Но дело в том, Жюль, что Эш любит тебя. Ты ее лучшая подруга, ближе у нее никогда не было, и я думаю, она не станет спорить, если я скажу, что ты ей нужна. – Голос Бетси опять задрожал, и Эш, наклонившись через стол, обняла ее.

Они были очень похожи: красивая седая мать и лучезарная дочь, которая однажды станет такой же, как мать, то есть останется привлекательной и красивой, но утратит юность и покров невинности.

Сидяшая рядом группа курящих и выпивающих студентов бросала взгляды на американцев с их публично проявляемыми эмоциями, но тем вечером никто даже не пытался держать себя в руках.

– Я так сильно люблю тебя, мама, – сказала Эш растроганно.

– И я люблю тебя, дорогая.

Затем Гудмен вернулся, а следом и Гудрун, которая немедленно открыла свою пачку сигарет, вытащила одну и закурила. Здесь, в Исландии, она была шикарна. У нее была отличная стрижка, и Жюль на секунду задумалась о бедности в доме Гудрун и Фалькора, которую описывал Гудмен. Но затем она вспомнила, что в течение нескольких месяцев сюда постоянно приходили деньги. Вероятно, условия жизни стали лучше. Гудрун была похожа на модно одетую художницу или дизайнера: они с Фалькором только что купили новый ткацкий станок.

– Что такое? – спросил Гудмен. – Только отлить вышел – а тут уже черте что.

– Не беспокойся, – сказала Жюль. – Между вашими семейными душеизлияними и излиянием мочевого пузыря нет никакой связи.

– Здесь крайне напряженная атмосфера, – сказала Эш. Она обошла вокруг стола и остановилась позади брата. Он снова сел, но даже сидя он был ростом почти с нее.

Жюль увидела, как Гудмен наклонился и зашептал на ухо сестре.

– Милашка моя, – сказал он, и она сжала его плечо.

– Мы рассказывали Жюль, насколько важно держать все в секрете, – сказал Гил. – Просто смертельно важно.

– Я знаю, – сказала Жюль. – Я правда знаю.

– Спасибо, – сказала Эш с другого конца стола.

– Завтра, – сказал Гил Вулф, оглядывая семью, – мы поедем в Голубую Лагуну. В путеводителе сказано, что это предположительно одно из самых необыкновенных мест на земле. Морские водоросли придают ему жуткое синие свечение, отсюда и название. И будем купаться. Проведем потрясающий день, – сказал он. – Мы его заслужили. Он нам нужен.

Затем Вулфы принялись болтать друг с другом так, будто не разговаривали тысячу лет. Они обсуждали смерть своей собаки, и Эш сказала: