Неповторимая - Шеннон Дрейк

Шона смотрела ему вслед. Внезапно она ощутила ужас и отчаяние. Нельзя, чтобы его снова предали. Она не предаст его! И все-таки… боялась. Что-то должно случиться. И предотвратить это не в ее силах.

Брат Дамиан стоял у стойки в таверне, медленно потягивая эль и прислушиваясь, как углекопы и крестьяне сплетничают и перешептываются, сидя за дощатыми столами. Кое-кто из них поглощал тушеную баранину, которую в таверне предлагали на обед, остальные пили эль, стремясь насытить не желудок, а любопытство.

— Спросите меня, так это одно к одному, — негромко заявил один из стариков, склонив голову так низко, что его слышали только соседи по столу. Его лицо рассекали глубокие морщины, волосы и густая борода выглядели скорее белыми, чем седыми. Но синие глаза живо поблескивали, и, несмотря на семьдесят с лишком лет, он по-прежнему был прямым и крепким, словно дуб. Старика звали Иойн Мензис — он был отцом Марка Мензиса, управляющего шахтой. — Странные дела творятся в замке на холме, иначе не скажешь.

— Каша заварилась еще до смерти старого лорда Дагласа, — возразил его сосед Хэмел, молодой парень, один из старших сыновей Фергюса Эндерсона.

Брату Дамиану, стоящему у стойки с кружкой эля, показалось, что парень опасливо огляделся, проверяя, нет ли в таверне его отца. Наконец, он склонился вперед и прошептал старику Иойну:

— Все началось в ночь пожара!

— Думаешь, тут не обошлось без ведьм? — спросил Иойн.

— Ты шутишь? — изумился Хэмел.

— Но ведь девчонка из Америки пропала, верно?

— Да.

— А завтра — Ночь лунной девы. Должно быть, ее прикончат на алтаре.

— Ну, старик, ты и впрямь выжил из ума!

— Может быть. Только странные дела здесь творятся.

— Еще бы! Взять хотя бы мальчишку.

— Мальчишку? — Старик Иойн удивленно приподнял бровь. — А, ты про своего брата Дэнни, того, что завалило в шахте?

— Да, про Дэнни, — подтвердил Хэмел. Он уставился в стол, стараясь не встречаться взглядом с Иойном. — Дэнни помог выбраться из шахты… зверь.

— Стало быть, в шахте и впрямь есть призраки — слышал я об этом от сына, — мрачно заключил Иойн.

— Да, но кому взбредет в голову убивать девчонку на камне друидов? Этого мы не позволим, — решительно высказался Хэмел. — Ты смотри, не смей портить нам праздник! Я уже припас костюм и маску, а слуги из замка со вчерашнего вечера готовят бочки с вином и элем. Славно будет помериться силами, побросать бревно, да и потанцевать со своей девчонкой я не прочь! Так что ты лучше молчи, не мешай веселиться!

— За какой это девчонкой ты ухлестываешь, парень?

— Я хочу жениться на ней! — возмущенно отозвался Хэмел.

— После… гм, праздника? — осведомился Иойн.

— Слушай, Иойн, я…

— Я не стану портить праздника, не бойся. К чему мне лишние хлопоты? А вот за ведьм я не поручусь, — заявил Иойн.

— За каких ведьм?

— Эдвину и ее подружек, тех самых, что толкуют про мать-природу, лечат травами, снадобьями и все такое прочее! Берегись, парень, — от ведьм можно ждать чего угодно!

— Как ты смеешь болтать такую чепуху! — послышался от двери резкий женский возглас.

Брат Дамиан, внимательно прислушивавшийся к беседе мужчин, с удивлением повернулся и увидел, что в таверну вошла Эдвина. Стоял прохладный ноябрьский день, и Эдвина закуталась в плащ. Глядя на нее, брат Дамиан прищурился.

— Ну полно тебе, Эдвина… — покраснев, пробормотал Иойн.

— Я не сделала тебе ничего, кроме добра, Иойн Мензис! — заявила Эдвина, направляясь прямо к столу. — Своими травами я сколько раз лечила нарывы у тебя на спине, а снадобьями — твои старые ноги!

— Ну зачем ты, Эдвина…

— И не смей упрекать меня, Мензис! — сердито выпалила Эдвина, круто развернулась, взмахнув полой плаща, и поспешила принести со стойки кувшин эля крестьянину, сидящему в противоположном углу таверны.

Улучив минуту, брат Дамиан присел рядом с Иойном Мензисом, и тот удивленно и опасливо взглянул на него. Брат Дамиан ободряюще улыбнулся. За несколько дней он успел стать неотъемлемой принадлежностью таверны, и местные жители немного освоились в его присутствии.

— Знаешь, Эдвина встревожена — она боится за свояченицу лорда Дагласа. Ее до сих пор не нашли.

— Да, — коротко бросил Иойн, уставившись в стол.

— По правде говоря, — продолжал монах, — я появился в здешних местах, чтобы узнать ваши обычаи, и самое главное — те, что связаны с друидами, а не викка.

— Теперь она мне все припомнит, — пробормотал Иойн, искоса глядя на Эдвину, которая возвращалась к стойке. — Она даст мне сгнить живьем, но больше не станет лечить.

Брат Дамиан отпил большой глоток эля и повернулся к сидящему напротив Хэмелу Эндерсону.

— Скажи, а здесь, в деревне, ничего не известно о пропавшей девушке?

Хэмел покачал головой и сглотнул пену со своей кружки.

— Иойн верно сказал: если ведьмам вздумалось устроить жертвоприношение, они выберут себе знатную девушку. — Эндерсон устремил взгляд на монаха. — Хотя почему бы им не поискать себе кого-нибудь поважнее? Скажем, саму леди Мак-Гиннис? Если только…

— Что? — нетерпеливо подсказал брат Дамиан. Хэмел Эндерсон неловко пожал плечами.

— Если уж кто-нибудь предан своей вере — не важно какой, — он будет следовать ей до конца.

— Да, честный человек твердо верит в свою религию, — согласился брат Дамиан.

— Не возьму в толк, о чем ты болтаешь, парень! — раздраженно выпалил Иойн.

— Может статься, леди Мак-Гиннис не такая, какой кажется.

Но Иойн не пожелал согласиться с собеседником. Он с силой ударил кружкой по доскам стола.

— Попробуй мне только еще раз сказать такое про леди Мак-Гиннис! Да она будет похрабрее иного мужчины, она всегда помнит о нас! Ведь это она назначила пенсию твоему деду — из своего кармана, вот так-то, Хэмел! Она отправила его в больницу. И разве не твоего братишку она взяла в замок?

— Да, братишку, — с горечью пробормотал Хэмел. Старый Иойн воззрился на него.

— Ну так, значит, племянника, если Дэнни — незаконный ребенок твоей сестры.

— Это неправда!

— Думай как знаешь, но леди Мак-Гиннис хорошо позаботилась о тебе и твоей родне, — настаивал Иойн.

— Да, она — добрая госпожа! — подтвердил Хэмел и потупился с несчастным видом.

— Что ты хотел сказать, сын мой? — участливо осведомился брат Дамиан.

Хэмел покачал головой.

— Просто не все мы такие, какими кажемся. Вот и все, и ничего больше…