Опасная ложь - Меган Миранда

– Можно я ее заберу? – спросил Райан.

Фельдшер внимательно посмотрела на меня и помогла подняться.

– Точно ничего не болит?

– Точно, – ответила я.

Райан повел меня к машине, на ходу оставляя своей команде сообщение по рации – передав им, что он в порядке и куда едет, а затем добавил: «И да, я сам знаю. Я позвоню папе». Когда мы подошли к джипу, рядом с нами резко остановилась машина, из нее, распахнув дверь, выскочила Анника с дикими глазами и закричала:

– Она в порядке? Ты в порядке?

Не успела я к ней повернуться, как она бросилась в мои объятия, зарывшись лицом в мои волосы:

– Меня не пустили ни на твою улицу, ни на мою. Никто мне ничего не говорит. – Она подняла голову на Райана. – А ты не берешь телефон. – Она высвободила одну руку и стукнула его по руке, отчего Райан улыбнулся. – А потом я услышала сирены и пошла на свет…

– У меня все в порядке, – сказала я. – А где ты была?

Но Анника только мотала головой, щекоча мне щеку своими кудряшками.

– Она звонила, – сказал Райан.

– Ты видела пожар? – спросила я.

– До этого, – снова ответил Райан. – Судя по всему, у нее на мобильном пропала связь, и она что-то заподозрила.

– Я посмотрела на твой дом через стену, – сказала Анника, – но ничего не увидела. Но все равно. Я знала. Я выехала из дома, в конце дороги увидела машину и поняла, что права. Я ехала, пока на телефоне не появился сигнал, но в полиции решили, что я чокнулась. Видимо, отсутствие связи не является экстренной ситуацией. Тогда я позвонила Райану, но выяснилось, что он уже ехал сюда… Он сказал, что сам вызовет полицию. Господи, мне было так страшно. – Она снова замотала головой, и я прижала ее к себе.

Я повернулась к Райану – он пожал одним плечом.

– Ты не пришла на обед. – И затем нахмурился. – Почему ты мне ничего не сказала? Мне-то могла сказать.

– Не хотела тебя втягивать. Еще больше.

– Келси, ты никуда меня не втягивала.

Но я вспомнила его взгляд, когда он узнал, что это я устроила пожар. Теперь он знал правду, и все могло измениться.

– Райан, это я устроила пожар. Я.

Он оттянул меня от Анники. Крепко сжал.

– И мне жаль, что меня там с тобой не было. Мне жаль, что ты осталась одна.

А мне нет. Ведь это Райан с Анникой позвали на помощь, когда я не могла. Мне так повезло – я думала, что осталась в доме совсем одна, но они были со мной.

Анника поехала с нами в больницу и вместе с Райаном ждала в приемной, когда я пошла проведать маму. Полиция была уже там, и Джен тоже, но я протиснулась мимо них прямо к маминой кровати – от ее улыбки мое сердце сжалось. Она взяла меня за руку.

– Ты в порядке? – спросила я.

– Пуля прошла насквозь. – Она показала повязку на плече.

Но останется шрам. Как вечное напоминание. Надеюсь, касаясь его рукой, чувствуя шероховатую кожу рубца, она будет вспоминать о том, что сделала.

– Ладно… – Мама, глубоко вздохнула и повернулась к мужчине, стоявшему у изножья кровати. Детектив Махони. – Я все вам расскажу. Но моя дочь останется со мной.

Несколько долгих часов она рассказывала свою историю, раскрывая все тайны, а я сидела рядом с ее больничной койкой. Джен вызвала адвоката, но мама не захотела с ним советоваться. Я осталась с ней. Ведь это и моя история тоже.

Его звали Сэмюэль Лайтер. Оживший призрак. Он был на три года старше мамы. Они встречались, и она сбежала с ним по собственной воле. Это правда. Она не видела другого выхода. Она бежала от ужасного прошлого. Хотела, чтобы, вернувшись с работы, отец увидел, что она разрушила дом. Хотела, чтобы он поплатился. Она не планировала, чтобы все выглядело как похищение, но назад пути не было. Как часто бывает, история зажила собственной жизнью.

Ее показаний и моей ДНК должно быть достаточно, чтобы Лайтер получил по заслугам. Все началось с безобидной кражи. Им очень нужны были деньги. «Просто подожди тут», – сказали ей, а она слепо согласилась. Сэмюэль со своим братом Мартином оставляли ее ждать в машине, чтобы быстро удрать с места преступления. Сначала она не понимала, чем они занимались.

Адвокат объяснил ей, но она его не послушала, что за совершенные преступления ее тоже привлекут к ответственности, вне зависимости от того, понимала она, что делала, или нет. Но это было не важно: она призналась во всем. Когда она наконец поняла, что происходит, газеты как раз ополчились на ее отца, а она забеременела – и попыталась сбежать. Я надеялась, что это имело значение. Надеялась, что это имело большое значение. В общем, тогда они ее связали и заперли в подвале, стали жечь спину средством для очистки труб, разливали по полу бензин и держали над ним спичку, угрожая поджечь.

Но однажды она сбежала. Отец умер. Из-за нее. Если бы газеты узнали правду, они бы сожрали ее живьем. К тому же теперь она была не одна. Тогда я еще не родилась, но она уже не могла решать только за себя. И решения эти были непростыми. Как и любые решения.

Когда мама закончила, адвокат попросил дать им поговорить наедине. Детектив вышел, но я осталась. Мама посмотрела на меня, затем на Джен. В палате пахло дымом, но я не сразу поняла, что это от меня. Я была вся в саже и пепле, и половина истории осталась нерассказанной – моя половина. Мне придется рассказывать ее самой.

Джен положила руку мне на плечо.

– Пора идти, – сказала она, но я сбросила ее руку.

– Келси, иди, – попросила мама и поднесла мою руку к своему лицу, такому теплому и родному, прошептав: – Тебе пора идти.

Она отпустила мою руку, мои пальцы выскользнули, но я не могла уйти.

– Мам, – умоляюще произнесла я.

– Все будет хорошо, – заверила она.

Я закрыла глаза:

– Ладно.

Шаг за шагом. За дверь, через ярко освещенный коридор, в приемную, где в креслах бок о бок спали Райан и Анника.

– Пора домой, – сказала я, растолкав их.

Хотя у меня не было никакого дома. Хотя я не знала, куда идти и что будет с мамой, со мной и с теми тремя, которых арестовала полиция. Я знала только, что сегодня я ночую у Джен, а завтра она встречается с маминым адвокатом. Я буду давать показания в полиции, а Райан приедет ко мне, о чем он как раз говорил. Мне позвонит Анника, и мы что-нибудь придумаем – так сказала Джен. Мы подумаем об этом завтра. Завтра может случится что угодно.

Я собиралась поехать к дому. Точнее, к руинам, куче пепла и ровной земле, будто там никогда и не было никакого дома. Он был построен на страхе и крови, но по сути своей состоял из дерева и болтов, стекла и бетона. Все, что осталось после пожара, просто снесут. Сказали, так безопаснее. Я бы все равно не смогла там жить – после того, как узнала, из чего и для чего он построен. Вина. Страх. Самозаточение. Эти деньги все равно маме не принадлежали. Этот дом по-настоящему не был нашим.