Перворожденная - Юстина Южная
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну чего ты в такую рань? Дай людям отдохнуть спокойно.
Суккуба словно невзначай отодвинулась в сторонку. Взгляд Исилвен против воли скользнул внутрь. На кровати, едва прикрытый одеялом, спал темный маг. Эльфийка быстро отвела глаза, попятилась.
– Прости, я не хотела вам мешать, – прошептала она.
– Вот-вот, и дальше не мешай, – суккуба зевнула и чуть отступила, прикрывая дверь.
Несколько мгновений Исилвен оставалась на месте, потом развернулась и медленно пошла обратно. Она и сама не очень понимала, почему ей вдруг расхотелось завтракать.
Голова раскалывалась зверски, на сердце было еще мутнее, чем вчера. Помешивая в железном кубке раствор, изобретенный во времена далекой юности, когда они, ученики магов, частенько просиживали ночи в пражских трактирах, а с утра требовалось предстать пред очи наставников живыми и по возможности бодрыми, Финеас злился на себя. Зачем ему все это было нужно? Таверна, выпивка, суккуба… Он что, сопливый отрок, чтобы страдать этакой дурью? Не время сейчас для пустой маеты. Будем решать проблемы по мере поступления – сначала Зафир с его войсками, потом все остальное. Понадобится, так и из Валакара душу вытрясем, не может он не знать об эльфах и людях…
Финеас отхлебнул из кубка, скривился, но заставил себя сделать повторный глоток. Минут через десять в голове прояснело, боль отступила, затаившись где-то на краю сознания. Размявшись и приведя себя в порядок, маг покинул комнату. Выдворить Мару сегодня утром оказалось сложной задачей, но Финеас справился. Теперь не хотелось ни встреч, ни выяснения отношений. Просто пообедать в тишине.
Внизу было безлюдно. Постояльцы уже разошлись по своим делам, мадам Клодетта возилась по хозяйству, а ее муж бросил свое рабочее место у стойки и исчез на конюшне. Финеас решил подождать. В этот самый миг уличная дверь отворилась, мелодичный голос произнес, обращаясь к кому-то на улице:
– Да, седло с царапиной на задней луке и серая попона. Синдэ не трогай, я сама прикреплю его корзину.
В зал вошла Исилвен в дорожной одежде, стряхнула налипший на подол снег, подняла глаза. Оба – и маг и эльфийка – на мгновение замерли. Синева в очах девушки казалась невозмутимой, но мастер Юрато уже видел этот взгляд и знал, что за ним может скрываться все, что угодно. Перворожденная очнулась раньше.
– Светлого дня, Финеас.
– И тебе. Ты куда-то уезжаешь?
Девушка кивнула. С горечью – померещилось магу.
– Да. Финеас, я… – эльфийка, как всегда в момент сильного волнения, стиснула пальцы. – Я хотела попрощаться. Пока войска не собраны, мне нечего делать в Лютеции, я возвращаюсь на Эрин.
Маг слегка нахмурился:
– А потом?
– Мэтр ди Альберто даст мне знать, когда приготовления будут закончены и мое присутствие вновь станет необходимым. Зафир и Хессанор еще не повержены, я нужна здесь.
– Но зачем уезжать?
Ресницы опустились, словно не желая выдавать, что у Перворожденной на душе.
– Финеас, ты сделал для меня так много. Боюсь, даже на родном языке я не сумею выразить, насколько тебе благодарна. Ты вернул мне больше чем жизнь, ты вернул ее смысл; с каждым днем магия Музыки дает мне новые силы. Я твоя вечная должница. Но помимо долга фэа… пожалуйста, возьми то, что я обещала тебе на Эрине.
Исилвен отстегнула с пояса бархатный кошелек и протянула магу.
– Тут все золото, что у меня есть.
Финеас не шелохнулся.
– Давай с этим разберемся после, – наконец сказал он.
Исилвен неожиданно покачала головой.
– Я не могу оставаться твоей должницей во всем. – И поскольку темный маг по-прежнему не протягивал руки, эльфийка положила деньги на ближайший стол. – Они уже не принадлежат мне, ты же волен выбирать сам.
– Как ты собираешься добраться до острова?
– Через холм сидов. Тот, что в лесу.
– Подожди немного, я провожу тебя.
– Этого не нужно.
Маг посмотрел на нее с удивлением:
– Ты не пойдешь туда одна. Сейчас вокруг Лютеции еще опаснее, чем осенью. Окрестности заполнены переселенцами с юга, и среди них полно всякого отребья. Причем отребья голодного и злого. Я еду с тобой.
– Нет.
Финеас вздрогнул. Ее голос, обычно мягкий, будто нагретый солнцем, сейчас отблескивал сталью. В глазах светилась твердая, непререкаемая власть Перворожденных. Он уже видел Исилвен такой. Там, у храма. Когда она бестрепетно всаживала стрелу в его противника. Мага вдруг окатило холодной волной. Он понял.
Она знает. Знает, что случилось вчера. Может быть, видела.
Слова застряли в горле. Пустые, бесполезные.
– Меня проводит Идрис, мы уже договорились, – сказала эльфийка. Она развернулась и шагнула к выходу, накидывая капюшон. У порога оглянулась. – До свидания, Финеас.
Он молча поклонился. Разжать губы так и не сумел. Улица огласилась дробным стуком копыт, а маг все стоял в непривычно тихом зале таверны, и костяшки его кулаков были мучнисто-белыми.
Спустя несколько минут он пошевелился, протянул руку, сгребая лежащий на столе кошелек. Тяжело поднялся по ступеням и пару раз стукнул в дверь старого чародея. Когда тот отворил, маг прошел внутрь, бросил деньги на стол возле окна.
– Это нам на вооружение и экипировку, мэтр. Передайте Идрису, когда он возвратится. Да и сами можете воспользоваться, если понадобится достать что-нибудь нестандартное.
– Благодарю, мастер Юрато. Вы не могли бы…
Но Финеас уже выскочил из комнаты.
Следующая дверь, у которой он задержался, была дверью Мары, и от толчка деревянная створка с треском врезалась в стену.
– Милый, – суккуба томно улыбнулась.
– Что ты сделала?
Мара даже подалась назад от мрачной решимости, с которой смотрел на нее маг.
– Ты о чем, дорогой?
– Говори, что ты сделала? Что сказала Исилвен?
– Ах, ты об этом… Она слишком рано разбудила нас, пришлось попросить ее зайти попозже.
– Зачем ты открыла дверь?
Раскаты грома в тоне Финеаса раздавались слишком отчетливо, чтобы их можно было игнорировать. Мара уперла руки в бока.
– Вопрос не в этом, милый. А в том, почему тебя это так беспокоит?
– Ты не должна была.
Мара расхохоталась:
– Я? Нет, дорогой, если ты не хотел, чтобы твоя эльфиечка о нас узнала, это ты не должен был вчера тащить меня к себе в комнату и столь откровенно… выражать свои чувства.
– Чувства? – голос мага казался не теплее снега за окном. – Мара, то, что произошло, – произошло в последний раз. Я был идиотом, что так надрался.