Хейсар - Василий Горъ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В то же мгновение правое бедро, а затем и живот обожгло болью:
— Х — ха!!! Х — ха!!!
Голос был другой! И его владелец бил совсем не оттуда, куда упал тот, кому я повредил колено!!!
Отшатнувшись к зубцу и тут же метнувшись влево, я отмахнулся чеканом от возможного удара в спину и увидел, как из люка вылетает еще один силуэт!
«Невест крадут, что ли?» — растерянно подумал я, потом почувствовал, что правая нога слушается хуже, чем обычно, а в животе печет, и непонимающе остановился: насколько я знал, кровь при похищении старались не проливать.
— Х — ха!!! — выдохнули справа, и я, не очень удачно заблокировав удар, направленный в горло, поморщился от новой вспышки боли, на этот раз — в плече, а потом вдруг сообразил, что сверток, который нес второй силуэт, слишком короток для невесты!
— Бо — о-ой!!! На оу’ро — о-о!!! — заорал я во всю глотку, вбивая клюв чекана туда, где должна была находиться ключица нападавшего на меня похитителя, тут же вырвал его из раны и метнулся к противоположному краю Орлиного Гнезда.
М — да… Метнулся — громко сказано: правая нога двигалась так, как будто к ней была привязана наковальня, а в животе тянуло и жгло.
— Элмао — коити — нарр… — шепотом выдохнул я, поежился от привычного, но от этого не менее неприятного ощущения — и все‑таки догнал замедлившееся пятно с коротким свертком на плече, почти успевшее протиснуться между зубцами.
Рванул его на себя. Закрутил в Зимней Вьюге, прикрылся им от возможного удара, а уже потом проломил глотку левым, безоружным, кулаком.
— У — уарра!!! Оу’ро!!! Я — а-атссс[183]!!! — донеслось со двора, а буквально через пару ударов сердца, как раз когда я пытался сорвать с плеча падающего на землю мужчины похищенное, на крышах окрестных сарти раздались такие же вопли, а некоторые, особо бдительные, часовые начали зажигать тревожные факелы…
…Сверток не сорвался — оказался привязан, поэтому я выпустил его из рук и скользнул к люку, навстречу выбегающим на крышу теням, которые теперь были видны не в пример лучше.
…Обманное движение корпусом вправо, излишне размашистый взмах чеканом — и самый близкий ко мне противник, «разгадавший», как я его собираюсь бить, попытался уйти от Колуна смещением под мою выставленную вперед левую руку. Зря: коротенькое, но очень быстрое движение — и ее пальцы воткнулись в его глазницы. Следующее — левой, нормально слушающейся ногой — размозжило его чресла.
Похититель заорал на весь Шаргайл и тут же заткнулся, поймав спиной брошенный в меня нож…
…Еще от двух метательных клинков я ушел только благодаря Благословению Двуликого. А третий легонечко чиркнул меня по плечу и улетел в темноту.
Я мысленно обозвал себя первачом, упал на колено, вбил в клонящееся на меня тело полновесный Таран и метнулся следом, чтобы успеть достать того, кого сбило с ног отправленным в полет калекой.
Достал. Чеканом в правый висок. Тут же качнулся вперед — к падающему трупу, потом вместе с ним — влево и понял, что мои раны серьезнее, чем я думал: нога начала неметь, правую половину живота начало жечь, как каленым железом, а в голове ощутимо помутилось.
Криво усмехнулся. Упал на бок с перекатом. Потом, вставая на колено, заметил высверк стали и перекатился снова, но неудачно: Орлиное Гнездо было сравнительно невелико, и один из похитителей, вовремя прыгнувший наперерез, от души врезал мне ногой в лицо.
Под Благословением Бога — Отступника боль в сломанном носу показалась не сильнее укуса комара, и я, не обратив на нее внимания, принял падающую на меня руку с зажатым в ней ножом на левое предплечье.
Привычно отвел локоть в сторону, повернул кисть противника противосолонь и вниз — и почувствовал, что клинок, выворачивающийся из его руки, режет незащищенное наручем запястье!
Вспомнил Кручу. Вернее, его совет никогда не снимать ту броню, к которой привык. Выругался. Тряхнул головой, чтобы отогнать слабость. Выпустил из рук чекан, вогнал Орлиный Клюв[184]в горло атакующего и перекатился вправо. Оставив двух из четырех оставшихся на ногах воинов по другую сторону бьющегося в агонии тела и сократив дистанцию до третьего, вооруженного кинжалом и чем‑то вроде рукояти кнута…
…Воспользоваться маневром с ходу не получилось — сначала у меня потемнело в глазах, потом подогнулась правая нога, и я потерял драгоценное время, пытаясь восстановить равновесие. Пришлось уходить снова, и опять смещением влево…
Воин не отставал. Вернее, двигался так, чтобы не закрывать меня от своих товарищей.
От бросков метательных ножей я уклонился. А потом вдруг соо бразил, чем занимается четвертый!
Рванулся к центру сарти, чуть не завалившись на подгибающуюся правую ногу, поднырнул под руку с ножом третьего, походя вогнал ему палец в глаз, добежал до «беглеца», зажавшего под мышкой один из двух свертков и уже почти добравшегося до щели между зубцов, вбил носок сапога ему под колено и тут же расколол его голову об угол зубца.
В глазах потемнело снова. На этот раз — намного сильнее. Поэтому Зимняя Вьюга получилась «на ощупь» и, по ощущениям, раз в пять медленнее, чем обычно.
Впрочем, все равно получилась — закрученное тело с расколотой головой наткнулось на почти дотянувшийся до меня кинжал и, продолжив движение, увело атакующую руку воина вправо.
— Х — ха!!! — выдохнул воин и захрипел: мой кулак достал до его гортани. Но не проломил — у меня внезапно подогнулись колени, а перед глазами замелькали блестящие точки…
— Умри!!! — Темное пятно, ок руженное желтым сиянием, вскинуло над головой что‑то, похожее на мой чекан, и я, ощутив еще один удар — почему‑то в живот, — начал медленно заваливаться набок…
Пятый день четвертой десятины первого травника.
…На лице древней старухи, с трудом выбравшейся из комнаты Крома, жили одни глаза. Все остальное: бледная, иссеченная глубокими морщинами и покрытая бурыми старческими пятнами кожа, тонкие, бесцветные и дрожащие от слабости губы, ввалившиеся щеки и беззубый рот — было уже мертво.
С трудом сделав пару шагов самостоятельно, «лучшая лекарка Шаргайла» обессиленно оперлась на клюку, дождалась, пока выскользнувшие следом женщины возьмут ее под локти, облегченно перевела дух и что‑то проскрипела.
Что именно — я не поняла, так как не отрываясь смотрела на ее трясущиеся пальцы, с ужасом пытаясь понять, как я могла позволить уговорить себя доверить жизнь Крома человеку, одной ногой стоящему на погребальном костре!
— Дари[185]Иттира говорит, что она сделала все, что могла… — угрюмо посмотрев на меня, буркнула одна из хейсарок.