Подьячий Разбойного приказа - Константин Константинович Костин

осталась недовольна и сказала, что для эксперимента можно было взять ее за другую часть тела. Кто виноват, что у меня перед глазами были именно они? Все равно же ничего не почувствовал…

Значит, каждый приходящий из-за Грани получал разрушительную Задачу… Забавно, подумал я, если вспомнить наши книги о перенесшихся в другой мир, то в них, чаще всего, так или иначе, но тоже ставилась Задача. Только обычно не разрушительная, а созидательная — спасти СССР, от разрушения или от войны, спасти боярский род от забвения или вымирания, спасти кого-нибудь от маньяка… Получается, что герои наших книг — тоже твари из-за Грани. Только с положительным знаком. И если здешние твари — бесы, то есть, демоны, то, получается, герои наших книг…

Ангелы?

Бред какой-то. Чего только в голову не придет, когда среди ночи, отравленный сонным зельем, общаешься с бесовкой. Кстати!

— Дита, ты ведь тоже из-за Грани.

— А ты догадливый. Что меня выдало? Одежда, да? Я так и знала, что не смогла ее точно скопировать.

— Кстати, а что вы там у себя носите?

Дита хмыкнула и, окутавшись дымкой, сменила наряд. Охтыж…

— Спасибо, я посмотрел. Верни то, что было до ЭТОГО.

Надеюсь, я смогу когда-нибудь ЭТО развидеть…

— Ага, вот так мы и ходим. Сам понимаешь, здесь мне нравится больше.

— Погоди…

Забыл, что хотел спросить. А, да!

— Дита, раз ты — из-за Грани, значит, получается, ты тоже должна иметь Задачу?

— Ну… да… — вильнула бесовка глазами.

— Ииии… Какую?

Чувствую, ответ мне не понравится…

Нет, не угадал.

— Я не помню, — ответила она.

* * *

Дита, точно так же, как и я, не помнила момент своего перехода в этот мир. И точно также, как и у меня, у нее в этом провале памяти исчезла та загадочная Задача, которую она должна была получить. И которую должен, по ее логике, получить и я.

— Мы точно связаны друг с другом, — констатировала она, — Мы слишком похожи. Это явно не просто так.

Я не ответил. Я все еще переваривал мысль о том, что я — какая-то пешка в игре каких-то неизвестных космических сущностей. Пешка, имеющая какую-то задачу, которая мне неизвестна и не факт, что мне понравится или совпадет с моими планами.

Мерзкое чувство собственного бессилия.

А с другой стороны…

Мы еще побарахтаемся! Я никаких Задач не помню, ни на какие задания не соглашался, значит — имею полное право послать их туда, где не светит солнце! Что они мне сделают за невыполнение Задачи?

— А что случалось с теми, кто не выполнял свою Задачу?

— Не знаю, — зябко поежилась бесовка, — Они никогда не возвращались, чтобы это рассказать.

Блин.

Нет, все-таки — пошли они все! У меня своя задача, мне тут с собственным происхождением разобраться бы. Может, в нем, кстати, как раз и обнаружится ключ к неизвестной мне — и неизвестно, существующей ли вообще — задачи моего появления в этом мире.

Как хорошо было героям боярок — они о таких вещах не задумывались. У них — плюшки и гарем, а у меня…

Плюшки и гарем.

Правда, плюшки несколько зачерствевшие, да и с гаремом проблемы — в нем четыре девушки, которые… Вернее, три девушки и тетя, которая явно не девушка. Так.

Мне вдруг вспомнились слова монаха, отца Агафона. Он наговорил много, но мне вспомнились те, что про «путешествие с четырьмя девицами». Тетя Анфия — не девица, а монах был человеком чересчур прозорливым, чтобы это не понять. Значит…

— Дита, а ты давно за нами идешь?

— С этого вашего… С Подола.

— А ты, случайно… не девственница?

— Дурак! — крикнула бесовка, чуть покраснев, — Для чего, по-твоему, я тело хочу?!

Так в моем гареме оказалось пополнение.

Глава 39

Дальнейший путь до Мангазеи был откровенно скучным.

Если от Москвы до Урала — примерно половина нашего пути — постоянно встречались если не города, то городки, если не городки, то села, если не села, то хотя бы разбойники на дорогу вылезали, то от Урала до Мангазеи — три города крестом, да две деревни пестом. На точно такое же расстояние. Нет, постоялые дворы встречались с прежней регулярностью, стоит только солнцу начать клониться к закату, как уже точно знаешь — скоро возле дороги встретится постоялый двор, с мощным забором, узкими окнами-бойницами, похожий на небольшую крепость. Свидетельство того, что здесь, вообще-то не так давно, по историческим меркам, меньше стал лет назад, гремели бои между русскими, решившими сделать Сибирь своею, и татарами, полагавшими, что «это наша корова, и мы ее доим». Местные жители вносили свою лепту, нападая и на тех и на других, мол, старик-шаман сказал мне, твой черед, не трусь, сынок.

Потом, правда, татар прогнали, местные, остяки, вогулы, юраки (вообще не знаю, кто это такие), разобрались, что русские хотят всего лишь мирно покупать шкурки и больше ничем не интересуются, после чего дружно заняли их сторону. Правда, русские считали, что местные платят ясак — налог шкурками — но, так как за ясак они получали железные товары, ножи, топоры, иголки, то местные решили, что эти странные русские просто называют ясаком торговлю. Недовольны были только бывшие вожди племен и татары, но их мнения никто не спрашивал. Так что ни на нас, ни на постоялые дворы, где мы ночевали — никто ни разу не напал. Самое значительное происшествие за месяц пути по Сибири — на дорогу из лесу вышел лось. Постоял задумчиво, мы постояли, на него посмотрели, потом сохатый развернулся и ушел обратно. Ну, еще вдалеке между деревьями пробегали волки куда-то по своим волчьим делам, может, на вызов спешили, санитары в серых халатах, в общем, мы их не заинтересовали.

Возле острогов и около постоялых дворов виднелись крестьянские поля — в конце концов, не тащить же продукты через всю Русь? — и я даже задумывался, как можно было убедить крестьян перебраться в откровенно неуютную Сибирь. Потом, правда, увидел у них холопские клейма и вопрос отпал. Их тоже никто не спрашивал.

В Сургуте нас неожиданно догнала газета. Да-да, на Руси была газета! Я помню, что первую газету завел аж Петр Первый, в следующем веке, но здешняя Русь плевать хотела кто, что и где завел и здесь была своя периодическая печать!

Названия газета не имела, все равно одна-единственная, с другими не спутаешь, да и называлась не «газетой», а «вестями», но, как говорится, роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть как. Писались в