Пробуждения - Оливер Сакс

Но вообще это было состояние полной дезорганизации, галлюцинаторной паранойи с множественными лилипутскими галлюцинациями и страшными звуками. Приступ сопровождался ритмической трясучкой головы из стороны в сторону и таким же ритмичным высовыванием языка. Больная громко кричала, появились тикоподобные движения глаз. Эти галлюцинации и движения достигали апогея, если миссис К. оставляли одну или выключали в палате свет. Присутствие знакомых и дружественных людей, тихий ласковый разговор или держание ее за руку могли на короткое время — секунды или минуты — избавить ее от тягостных переживаний и восстановить сознание.

Хотя леводопа и амантадин были немедленно отменены после начала приступа, это состояние упорно держалось более трех недель, в течение которых только большие дозы седативных препаратов и транквилизаторов могли уменьшать возбуждение.

В сентябре это бредовое состояние внезапно разрешилось, оставив по себе миссис К. совершенно измотанной и оцепеневшей, хотя и вполне разумной. Из бесед с больной стало ясно, что она не сохранила осознанных воспоминаний о том необычном состоянии, в каком пребывала и признаки которого были столь явными на протяжении предшествующих трех недель [Можно задать правомерный вопрос, не сохранила ли миссис К. неосознанные воспоминания об этом времени, вытесненные из сознания из-за их пугающей и травматической природы (такие ложные амнезии, или подавление памяти, встречаются нередко после страшных событий, к которым, несомненно, относятся и жуткие психозы). Возможно, в ее амнезии присутствовал и этот элемент, но мне более предпочтительным кажется другое объяснение: миссис К., предположив, что у нее не было психоза или криптоамнезии, не сохранила воспоминаний о трех неделях именно потому, что это был не психоз, а бредовое, делириозное состояние.].

В начале октября мы осторожно попытались снова назначить миссис К. леводопу, ограничившись на этот раз дозой в четверть грамма в сутки. У больной немедленно восстановились голос и мышечная сила, но появилось и новое расстройство — внезапные тикоподобные толчки и удары по воздуху, словно она защищалась от досаждающих ей комаров или мух.

Через десять дней у больной вновь развился галлюцинаторный делирий. Наступление делирия совпало с внезапным прекращением тика, и это позволило предположить, что последние были своеобразным громоотводом, который сравнительно безвредным путем разряжал ее возбуждение. Леводопа была немедленно отменена, но это не устранило возбуждения. Нам пришлось поставить ограждение на койку и установить постоянный сестринский пост, чтобы больная не нанесла себе увечий в крайнем возбуждении. В ночь на 10 октября, когда сестра на минуту покинула палату, миссис К. испустила крик ужаса, перелезла через ограждение и тяжело упала на пол, сломав при этом оба бедра и таз.

Все следующие месяцы были временем великих физических и моральных страданий для миссис К. Ее мучили сильные боли от переломов, на крестце возникли пролежни, которые приходилось очищать и промывать несколько раз в день. Она потеряла в весе сорок фунтов, усугубились дистоническая ригидность и контрактуры. И наконец, ее продолжали мучить страшные галлюцинации (это продолжалось пять месяцев после отмены леводопы).

К лету 1970 года худшее для миссис К. миновало. Пролежень на крестце зажил, ригидность и контрактуры стали менее выраженными, и, что более важно, постепенно пошли на убыль галлюцинации и делирий.

Когда периоды бредовых галлюцинаций стали укорачиваться, а периоды просветления удлиняться, миссис К. с тоской заметила: «Все они теперь исчезают. Все эти маленькие человечки и другие вещи, составлявшие мне компанию. Теперь я снова стану собой». Но этому не было суждено сбыться.

На следующий день после того, как делирий закончился, больная испытала странное ощущение, лежа в постели. Все началось со зловещего предчувствия, что должно случиться нечто экстраординарное. Повинуясь непреодолимому импульсу, больная выглянула в окно и, к своему изумлению, увидела там мужчину в маске, карабкающегося по пожарной лестнице. Когда он добрался до окна, то ткнул тростью в ее направлении, что наполнило больную ужасом. После этого он «дьявольски ухмыльнулся» и спустился вниз, захватив с собой пожарную лестницу. Именно это указало миссис К., что у нее было «видение» и что в системную галлюцинацию вошел не только он, но и пожарная лестница.

Когда миссис К. описывала мне это событие, она вся дрожала от страха, но тем не менее выказывала явное облегчение, демонстрируя его манерами и выбором слов.

На следующий вечер человек в маске снова появился на пожарной лестнице. На этот раз он подобрался ближе и при этом действовал тростью не только угрожающе, но и бесстыдно-нахально. На третий день миссис К. решилась «объясниться» со мной. «Вы не можете меня обвинять, — сказала она. — У меня ничего не было последние двадцать лет, и я не собираюсь делать ничего такого теперь, вы же понимаете. Вы не можете запретить невинную галлюцинацию такой подавленной и расстроенной старушке, как я!» Я ответил в том духе, что если ее галлюцинация приятна и поддается контролю, то это, учитывая сложившуюся ситуацию, не такая уж плохая идея. После этого паранойя окончательно исчезла, а галлюцинация стала чисто дружеской и даже амурной. Больная относилась к ней с юмором, тактом и полностью владея собой — она никогда не позволяла галлюцинации являться раньше восьми вечера и не разрешала ей задерживаться дольше чем на тридцать — сорок минут. Если у нее допоздна засиживались родственники, она вежливо, но твердо объявляла, что с минуты на минуту ожидает посещения одного джентльмена из города и что он почувствует себя уязвленным, если она заставит его слишком долго ждать на улице.

Миссис К. жива и чувствует себя настолько хорошо, насколько позволяет тяжесть ее заболевания. Взгляд ее вновь обрел глубокий покой и безмятежность, и она по-прежнему черпает силу в бесконечных воспоминаниях о сценах из раннего детства. Единственным изменением по сравнению с состоянием до начала приема леводопы является обретенная любовь, внимание и невидимое присутствие галлюцинаторного джентльмена, который преданно навещает ее каждый вечер.

Мисс Н. родилась в Нью-Йорке в 1908 году единственным ребенком в дружной католической ирландской семье. Девочка едва не умерла от гриппа в 1918 году, но при этом у нее отсутствовали явные симптомы летаргического энцефалита. После окончания средней школы она поступила на работу в телефонную компанию. В то время ее трижды избирали «королевой красоты». Она была любимицей и душой компаний и имела множество поклонников.

Первые симптомы паркинсонизма проявились в двадцать один год. Сначала появился тремор, такой сильный, что ей пришлось оставить работу. Одновременно появились говорение во сне и сомнамбулизм. После этого картина болезни оставалась статичной на протяжении двадцати двух лет; все это время больная жила дома с родителями, могла ходить, навещала друзей, играла в гольф, выполняла обязанности по дому и ходила по магазинам.

После смерти родителей в 1951 году в состоянии мисс Н. произошло резкое ухудшение. Развились дистония и ригидность. Эти симптомы в течение двух лет усугубились до такой степени, что превратили мисс Н. в совершеннейшего инвалида, потерявшего способность ходить или стоять, не говоря о том, что у нее нарушились речь и глотание. Именно эти ухудшения заставили врачей госпитализировать мисс Н. в госпиталь для хронических больных в 1954 году. После поступления в госпиталь развитие болезни остановилось, хотя спастика мышц привела к стойким дистоническим деформациям.