Легаты печатей - Андрей Валентинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Единственно верному, как единственно верны эти слова, которые память то и дело швыряет мне в лицо, словно нищему – стертую копейку:
– Где-то стоят красивее дома, –
Что ты! О них можно только мечтать!
Словно в красивых обложках тома…
Жаль, мне совсем неохота читать.
Поезд зашелся прощальным гудком,
В горле комок, как тисками, зажат.
Все это, все это, все это – дом,
Дом,
Из которого я не хотел уезжать…
Я даже папин аппарат мельком увидел: кнопочный, ярко-алый, в виде автомашины, и меленькая надпись сбоку «made in China».
И кнопки не внутри, а снаружи, на кузове, из-за чего страшно неудобно набирать номер, не имея при этом возможности приложить трубку к уху.
Вот такие-то дела.
Взгляд исподтишка…
Куцые островки пегих волос за ушами – все остальное съела блестящая, словно лакированная лысина – а на затылке эти островки неожиданно сливаются в хвостик, туго схваченный резинкой. Хвостик он завел перед самым отъездом, тогда же, когда вдруг стал бриться редко, раз-два в неделю, и гладкие ранее щеки покрылись вечной щетиной, сизой порослью безразличия к собственному облику. В толстых пальцах вечно крутится карандаш или маленькие маникюрные ножнички, или еще какая-нибудь безделица – лишь бы держать, вертеть, играться; но незнакомые люди всегда удивлялись, когда эти пальцы-сардельки принимались легко гулять по фортепианным клавишам, оглаживая слоновую кость еле заметными прикосновениями.
И еще: он никогда не смеется громко, приглашая вас присоединиться – лишь чуть-чуть, намеком, слабой дрожью губ.
Вот он какой, мой отец…
Длинный гудок.
Еще один.
Щелчок.
И чуть картавый голос раздельно произносит импортные слова. Да это же папин автоответчик! Сейчас на русский перейдет. Точно, так и есть:
– С вами говорит автоответчик Авраама Залеского. Оставьте ваше сообщение и номер телефона, по которому вам можно перезвонить, после звукового сигнала.
Бииип.
– Папа, это я, Алик! Папа… у вас с Пашкой все в порядке? Перезвони мне по телефону… (Черт, какой здесь номер? Ага, вот, есть, под прозрачной пластиковой накладкой на самом аппарате.) По телефону 66-11-47 – в ближайшее время я буду по этому номеру. Только обязательно! Жду.
– Ты чего, позвонить решил? – в дверях воздвигается Фол, а сбоку от него в проем втискивается любопытная собачья морда. – Брось ты это дело. Я еще утром шнур случайно оборвал. Завтра починю. Пошли лучше яичницу жрать…
И замолкает, потому что я протягиваю ему трубку, где постепенно гаснут короткие гудки.
Отбой…
* * *
Я машинально глотаю куски чуть пережаренной яичницы (что, серый, недоглядел?), Фол и Сват-Кобелище тоже старательно жуют – и оба косятся на меня.
Оба.
Странно косятся, со значением.
– Так, говоришь, дозвонился? – в третий раз переспрашивает мой приятель.
– Дозвонился. Даже два раза. Домой и в Штаты.
В том, что шнур действительно оторван, я уже успел убедиться.
– Значит, не зря Ерпалыч на тебя глаз положил, – удовлетворенно кивает кентавр. – Ох, Алька, ох, хитрюга…
Это я, значит, хитрюга.
– Так что мне, век тут с вами куковать?! Телефоны заговаривать, Минек плодить да матюгальника учить, как Тех-бомжей гонять? Нашли себе шамана!
Я отвернулся и обнаружил, что серый пес внимательно глядит на меня, навострив уши – слушает, зараза!
– Спать хочу, – невпопад отвечает Фол. – До зарезу. Слышь, Алька, ты б тоже ложился…
И я послушно пошел спать, потому что ничего лучше все равно придумать не мог.
Дневник хреновой курсистки * Лявтылевал, лучший друг эскимосов * Грусть-тоска меня снедает * Воскамлаем, господа хорошие? * Вышел месяц из тумана
1
…Четвертые сутки моего «подполья» заканчивались противной дрожью в коленках, словно в суставы затолкали по заряженной батарейке. Короче, сейчас без четверти двенадцать, а заснуть никак не получается: меня всего колотит от пережитого страха, и башка раскалывается. Нашел, придурок, забот на собственную задницу! Да лучше век от скуки томиться, чем такие радости! До сих пор как вспомню – мороз по коже! Выбрался, называется, чадо проведать… Сидел бы в своей конуре сиднем, как все эти дни – так нет же, развеяться ему, видите ли, захотелось!
Развеялся…
Впору дневник начинать писать, курсистка хренова!
ДНЕВНИК
ЗАЛЕССКОГО ОЛЕГА АВРААМОВИЧА,
ВТОРОСТЕПЕННОГО ГЕРОЯ ЧЕРТ ЗНАЕТ ЧЕГО,
(который так никогда и не был написан)
* * *
Сижу за решеткой, в темнице сырой…
…Вторые сутки. Утро. Которое вечера мудреней. Шиш вам! – ни мне, ни вновь объявившемуся Фолу ничего толкового в голову не ударяет. Кроме пораженческой идеи отсиживаться дальше и ждать – незнамо чего. Пока обо мне забудут? Ага, размечтался!
Валько-матюгальник, забежав на минутку, чинит телефон. Закончил. Уходит, на прощанье попросив «зробыть» ему пару «мулеток»; одну – непременно «супротив Лектрючек».
Следом катится Фол – на разведку.
– А тебя не заметут? – с запоздалой тревогой осведомляюсь я.
– Не-а, – беззаботный взмах хвостом. – Служивые кентов почти не различают. А после той суматохи… И футболку я сменил. Вот.
Фол гордо демонстрирует мне футболку: песочного цвета с зигзагообразной молнией на груди.
– Не боись, Алька, все путем! Что они, всех кентов подряд хватать станут? Ты лучше дверь запри, оболтус!
И ссыпается вниз по лестнице.
Я остаюсь один в пустой квартире. Вытаскиваю с полки первую попавшуюся книгу, раскрываю… Часа через три, когда многосложные индийские имена начинают играть в чехарду у меня перед глазами, бросаю просвещаться и перебираюсь в другую комнату. Вспоминаю про заказ Валька, но «робыть мулетки» неохота – еще чего! Детский сад, и только. Однако бомж-счезень… Мать-рябина, Бетон Бетоныч… Эврика! До меня наконец доходит, что есть «мулетка» – это Валько слово «амулет» по-своему исковеркал!
Радуюсь.
Обхожу квартиру по периметру; изучаю все обнаруженные отрывные календари в количестве восьми штук. Похоже, старик «отрывался» на них крайне нерегулярно: первый раскрыт на восемнадцатом января, второй – на первом мая, далее следуют тридцатое сентября, тридцать первое июня… Что замечательно: все календари в один голос рекомендуют провести день на возвышенных местах, копая глину и неся ее в дом для удачи – особенная удача ждет тех счастливчиков, кто имеет дело с электро– и газосваркой.