Тайна перстня Василаке - Анатолий Баюканский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Давай, Дылда, рассказывай. Микрофоны включены, все зафиксируем для архива. Не удивляйся, что требую отчет, все в мире взаимосвязано, мы все зависим друг от друга, как радиус от центра круга».
…Мой рассказ подходил к концу, бутылка вина была опорожнена, как вдруг еле слышно зазвонил телефон. Василаке снял трубку. И лицо Васи-грека стало розоветь, наливаясь кровью. Левой рукой он включил тайный усилитель. Голос собеседника зазвенел так, что, казалось, задребезжали хрустальные рюмки. У меня закололо под ложечкой — звонил Юла.
— Добрый вечер, Вася! — голос Юлы был чуточку искажен, — к чему ты выделываешь такие кульбиты, насылаешь на мирный дом…
— Не смеши меня, Папаиоану! — прервал его Василаке. — Мир для тебя страшней войны. Что ты себе позволяешь, а?
— Разве нашему гостю угрожали? — Я понял: Юла пытался выведать, рассказал ли я хозяину о стычке. — И потом… эти громилы в черном, маски, умора! Разве трудно было просто снять трубку и позвонить? И попрошу тебя, дорогой друг…
— Слушай Папаиоану, я тебе не друг, просто давний знакомый. С каких пор ты стал давать мне советы и указания, как поступать!
— Ого! Что за тон?
— Я очень терпелив, сам знаешь, но не потерплю, если встанешь поперек дороги, не зарывайся, держи себя в положенных рамках. Знай свой шесток! Если бы с головы моего гостя упал хотя бы один волос…
— Кого пугаешь? — Юла хихикнул. — Может, стукнешь в полицию? Видимо, забыл, какое тайное оружие в моих руках. Оба пойдем ко дну.
— Волком ты был, Папаиоану, а стал шакалом! Сколько добра для тебя сотворил, а ты все норовишь воткнуть нож в спину, настоящий шакал! — Василаке бросил трубку…
Некоторое время в кабинете Василаке царило молчание. Я понимал, что Вася-грек самолично поставил себя в затруднительное положение: зачем было нужно включать усилитель?
— Друг ты мой ситный! — с чувством проговорил я. — Отвези меня, ради Бога, на аэродром, отправь в Россию, я сыт по горло вашими тайнами.
— Завтра, — с готовностью ответил Василаке, — завтра ты покинешь наш остров, в сейчас расскажешь все, что произошло с тобой.
— И я желаю исповедаться, — интуиция подсказала, что сейчас услышу историю, над разгадкой которой бились советские сыщики много лет.
— Понимаешь, Дылда, в жизни я наделал уйму ошибок, — вкрадчиво заговорил Василаке, перебирая золотую цепочку на груди.
— Безгрешен только Бог!
— Главная моя ошибка — связь с этим Папаиоану, с Юлой. Когда начался тот курильский ураган, вся команда вышла на берег, нас осталось четверо.
— Извини, Вася, — перебил я хозяина, — разреши, я продолжу твой рассказ, а ты поправь меня, если ошибусь. Юла приставил нож к горлу боцмана, заставил его встать к штурвалу, тебя загнал в машинное отделение, что было с четвертым, я не видел.
— Четвертого, помнишь, помощник капитана Зиньковича, Юла выбросил в море, а ты… погоди, откуда ты все это знаешь?
— Два дня назад видение явилось… Я частенько заглядываю в прошлое и будущее, — смиренно признался я.
— Ну и дела! Этого не знал. Ну, мы вышли в море, почему-то Господь пожалел нас, воров и убийц, не бросил «Алеута» на скалы, не разбил о подводные валуны. Даже пограничная стража не уследила за нами. Порой бандитам везет. На японском острове Хоккайдо Юла, самовольно став нашим главарем, оптом продал шкуры моржа, заодно и судно, сколько денег получил, нам не сказал. Нам с боцманом, по его словам, отдал половину долларов, велел немедленно положить деньги в банк под проценты, утешил, мол, нас все равно арестуют, но… как политических беженцев, недолго подержат в застенках, а как только выйдем на свободу, получим каждый свою долю. Нас и впрямь арестовали, но не за хищение судна, не шкуры моржей, которыми дополна был набит трюм. Тот, кто купил наше имущество, сделал так, что нас держали под следствием, как беглецов из Союза.
— И долго ты сидел в японской тюрьме?
— Пять месяцев. Представляешь, их камеры, чистота, ни вони, ни крыс, ни тараканов, электрический свет круглые сутки и… монотонное пение крана, круглые сутки: кап-кап-кап. И ежедневные допросы. Видно, нас принимали за советских шпионов-перебежчиков. Мне пригодилась биография. Откуда-то власти узнали, что я действительно отбывал ссылку, как и уголовник Юла. Про боцмана мы так ничего больше и не слышали.
— А дальше, дальше?
— Вышли на свободу вместе с Юлой, получили в банке деньги, стали думать, куда податься. Я возьми да и брякни, мол, буду добираться до родины предков, до Кипра. Юла осторожно расспросил меня, что это за страна, а потом взял за горло: «Я еду с тобой! Без меня, ты щенок, пропадешь через неделю!» Пришлось снова подчиниться… Рассказывать про нашу едва ли не кругосветную одиссею нет времени. Как-нибудь позже. В конце концов, мы очутились здесь, на Кипре. Мои обрадованные родичи быстро нашли, куда выгоднее вложить остатки денег. И Юлу не забыли, приняв уголовника за моего спасителя. Он, скотина, с моей помощью, сумел наладить дело, стал богатым человеком. Но… как только я начинаю отдаляться, он пускает в ход испытанное оружие — шантаж, угрожает рассказать в печати о моем прошлом, свалить на меня похищение судна, выдать меня за главаря банды угонщиков. А у нас на острове репутация предпринимателя, члена городского совета должна быть без пятнышка. Иначе… сам понимаешь… с тобой никто не станет иметь деловые отношения.
— Теперь ясно, за какую ниточку дергает тебя этот мерзавец! — В моей душе клокотал самый настоящий гнев. — И сейчас Юла отчитывал тебя за мое вызволение?
— Ты очень догадливый. Ладно, пора заканчивать разговор. Пойдем отдыхать. — И, наклонясь к самому моему лицу, Василаке доверительно признался. — Я бы не очень сожалел, если бы этот… Папаиоану исчез Кипра…
— Кажется, я знаю, как помочь тебе! — бабахнул я, хорошенько не подумав… Василаке промолчал. И вскоре ушел в свои покои…
Буквально на следующий день, точнее, на следующее утро, едва раскаленное солнце озарило прибрежные долины и заросли реликтовых сосен, я вместе с Василаке и двумя сопровождающими охранниками выехал в аэропорт Пафос.
Я попросил Василаке заехать за моими вещичками на виллу Папаиоану. На Кипре, пожалуй, я ничего не видел, кроме этого змеиного гнезда. Втайне надеялся встретить на вилле Ольгу Михайловну, поблагодарить за помощь, попрощаться, такой дивы не встречу больше никогда. А хозяев виллы мне видеть не больно-то хотелось.
Василаке приказал охраннику принести мои вещи, в дом подниматься не стали, Василаке даже из машины не вышел, приоткрыл дверцу, чтобы подышать свежим утренним воздухом, который, как мне казалось, можно было пить глотками.
— Готов на пари: старый ворюга не выйдет к нам!
— Как всегда скажет, приболел, — съязвил Василаке.
Через пару минут по лестнице сбежал служка, от имени хозяина попросил извинения, что лично не может встретить гостей, мол, нервы расшалились. Зато неожиданно выбежал, широко улыбаясь, Миша-островитянин, вежливо и уважительно поздоровался с Василаке, протянул мне руку, затем, не боясь гнева Юлы, подхватил меня под локоток.