Псы господни - Александр Афанасьев

Человек, которого они ждали, появился с двадцатиминутным опозданием. Это был человек в простом темном балахоне, подпоясанном веревкой – одежда, характерная для монастырей, которых было немало и в православной Абиссинии[69]. На ногах у него были грубые сандалии из веревок и старых автомобильных покрышек, и выглядел этот человек как странствующий монах.

Фельдфебель на автомобиле отрывисто крикнул что-то, и разомлевшие от жары солдаты подобрались, а двое германских солдат, стоящих постом впереди машин – заступили дорогу решительно шагающему монаху.

– Хенде хох! – сказал один солдат, выступая вперед, второй страховал его, отступив назад и в сторону. Это были просушенные, прокаленные жарой, с въевшимся в кожу загаром тупые и упрямые солдаты Африканского корпуса рейхсвера, и любой африканец знал, что если они что-то приказывают, то лучше это выполнить. Потому что с тех пор как нога тевтона ступила на африканскую землю, терпения у них стало меньше, а презрения к местным – еще больше.

Человек, одетый как монах, послушно поднял руки, и солдат обыскал его. Он искал оружие – такое понятие, как «пояс шахида», который как раз хорошо прятать под монашеским балахоном, здесь еще не прижилось.

Но оружия не было. Только пристегнутая к поясу торба. Солдат открыл ее и увидел кусок серого хлеба и бутылку воды.

– Аусвайс! – сказал солдат.

Из нашитого на внутреннюю сторону балахона кармашка монах достал документы, протянул солдату. Солдат с удивлением уставился на ватиканский паспорт.

– Ауффентальт гестелльт![70]– сказал солдат и направился к машинам. Такого паспорта здесь он еще ни разу не видел.

Рейскриминальдиректор Ирлмайер перелистал паспорт, обращая внимание на каждую страницу, а страницу с фотографией и с визами он даже сфотографировал небольшим фотоаппаратом, который у него имелся в мобильном телефоне. Потом махнул рукой.

– Верпассен. Гехен[71].

– И какую же информацию вы намерены мне сообщить? – спросил рейхскриминальдиректор Ирлмайер сидящего рядом «монаха», когда их кортеж пробирался к Аддис-Абебе по полупустому шоссе со скоростью в сто десять километров в час. – И советую серьезно подумать, прежде чем ответить. Мы, немцы, не любим шуток.

Разговор шел на немецком, акцент гостя напоминал акцент южных земель, тех, что ближе к Италии. Оно и понятно…

– Разве вам не приказали отвезти меня в Аддис-Абебу? – спросил священник.

– То, что мне приказали, поп, это лично мое дело. Я отвечаю за безопасность и соблюдение интересов рейха в этом районе. Будет лучше, если я перестану вас считать угрозой интересам рейха, для вас же будет лучше.

– В таком случае я обратился по адресу. Что вы ответите на то, что сюда, в Абиссинию, проник опытный убийца и он направляется в Аддис-Абебу?

– Скажу, что я хочу доказательств. Эти слова – для меня пусты.

– А как Берлин посмотрит на то, что вы могли предотвратить террористический акт и не предотвратили его?

Ирлмайер быстро прикинул – приказ пришел из Берлина. Значит, там что-то знают, шила в мешке уже не утаишь.

– С Берлином разбираться буду я. Что это за человек?

– Опытный убийца. Итальянец.

– На кого он работает?

Священник улыбнулся – недоброй и неприятной улыбкой.

– А сами не догадываетесь?

– Не зли меня, поп. Неприятности бывают разные. И если даже ты прав и убийца здесь – после того как мы его схватим, Берлин потеряет интерес к тебе. Моли своего Бога, чтобы и я тоже не вспомнил про тебя.

– Бог не мой и не ваш. Господь – наш пастырь, а мы – стадо, пасомое им, даже если кто-то в гордыне вообразил, что трава на поле, вода в ручье и солнце в небе – не от Господа нашего. Этот человек – офицер специального отряда ВМФ Италии, и здесь для него есть только одна цель, достойная внимания. Вы знаете, какая…

Ирлмайер взялся за телефон.

– У вас есть его фотография?

– Нет. Его фотографий не существует, я могу примерно описать его с чужих слов, но это все…

В трубке раздался щелчок соединения.

– Зайдлер?

– Да, доктор Ирлмайер.

– Отправь отделение парашютистов… нет, два отделения, задействуй резерв – к объекту «Мюнхен». И пусть там проверяют документы. У всех!

– Его можно будет найти в горах, он идет к Аддис-Абебе от города Доло Одо, – подсказал священник.

– И вызови майора Гехтеля… или кто там за него. Мы возвращаемся…

В городе Ами[72]на базаре он продал все, кроме нескольких стволов, которые ему должны были потребоваться, купил одежду и небольшой трехколесный мотоцикл «Пьяджо» с грузовым отсеком сзади и двухместным сиденьем. Здесь такие мотоциклы использовались в разных целях, в том числе в качестве дешевого такси, для тех из туристов, кто согласен глотать пыль местных дорог ради романтики. Потом он купил краску и перекрасил мотоцикл: права на мотоциклы не требовались и документы тоже, немцы пытались навести порядок, помучились-помучились, и бросили это дело. Выехав за город, он остановился в нужном месте и закопал то, что он продавать не собирался, и то, что ему должно было понадобиться. Погрузил все это и прикрыл купленной одеждой. После чего в довольно плотном транспортном потоке направился в сторону Аддис-Абебы. Он понимал – ничего не закончено, и рано или поздно противник предпримет какие-то новые шаги. В том числе в сотрудничестве с местной полицией безопасности. Сообщить местным силам безопасности о том, что в стране находится террорист, особой выдумки для этого не надо.

Вопрос был в том, успеет он или нет. Должен успеть.

Бывший генерал-полковник итальянской колониальной армии и начальник штаба контингента итальянской колониальной армии в Сомали генерал Мохаммед Фарах Айдид даже внешне был человеком незаурядным.

В отличие от карикатурного негра – толстые губы, глаза навыкате, круглое лицо и короткие курчавые, жесткие как проволока волосы – генерал лицом больше был похож на европейца, разница была только в цвете кожи. Это свидетельствовало о его благородном происхождении и о присутствии в его жилах некоторого количества амхарской крови, хотя он сам и все его официальные биографы это яростно отрицали. Генерал облысел – не полностью, у него была «благородная» лысина, которая ему шла и делала его еще больше похожим на европейца. Одет он был в дорогой костюм с Сэвилл-Роу, с белоснежной рубашкой, бордовым галстуком и чистым носовым платком, который он носил в нагрудном кармане, как и положено джентльмену. Гражданский костюм шел ему больше, чем аляповатая, со множеством деталей военная форма, которая полагалась ему по должности. Итальянцы, сами люди эмоций, едва ли не первыми среди всех европейских народов, колонизировавших Африку, поняли, что представитель их страны, военный, главнокомандующий, должен выглядеть настолько представительно и важно, насколько это возможно – даже если по европейским меркам он выглядит аляповато и смешно.