Гаттак - Евгений Ильичёв

— Думаю, тебе еще рановато знать все наши секреты, — уклончиво ответила Марша и сменила тему разговора. — Итак, мы на поверхности. На западе в двух километрах отсюда — сортировочный железнодорожный узел. От него прямая дорога к поселку — еще три километра. Время посвятить нас в свой план.

Гаттак понял, что больше никакой информации о подземных коммуникациях от своих спутников не получит, и решил сосредоточиться на работе. Расскажут, никуда не денутся, всему свое время. На худой конец, можно будет в голове Бора покопаться, там-то наверняка есть вся информация.

— Сортировочный узел охраняет рота клириков, — сказал он, бросив на землю параллельно друг другу несколько веток. Ветки, очевидно, обозначали разветвления железной дороги на станции, там обычно отстаивались и ждали погрузки товарные составы. — Вот здесь, — Гаттак расположил посреди импровизированной схемы кусок коры, — одноэтажное здание, это диспетчерская. Тут, — он воткнул в землю ветку в нескольких сантиметрах от коры, — вышка связи.

— Мы знаем расположение объектов, не раз их взрывали, — грубо перебил Гаттака Борис. — Ближе к делу, высший.

Гаттак кивнул. К делу так к делу.

— От вас мне нужен хороший отвлекающий маневр, лучше всего подойдет взрыв вышки и выведение ее из строя.

— Нас только трое, — возразила Марша. — Втроем и всего с тремя гранатами это просто нереально. Обычно мы действуем тремя группами по пять-шесть человек. Две группы отвлекают, завязывая бой на подступах к станциям, а третья минирует нужный объект. Если это и есть твой план, то ты сейчас сильно упал в моих глазах. Более дилетантского подхода к делу…

— Я вам больше скажу, — перебил ее Гаттак, — вы сделаете это именно по той схеме, которой пользуетесь обычно. Нас трое, выходит, у нас три группы. Ты, Борис, зайдешь с севера и навяжешь клирикам бой. А ты, Марша, тем временем заминируешь и взорвешь вышку.

— Бред, — Борис смачно плюнул и встал в полный рост. — Ты издеваешься?

— Отнюдь, — спокойно ответил Гаттак, — план более чем реален.

— Ты глухой? — завелся боевик, — тебе ясно сказали, что обычно мы группами действуем, и даже при этом у нас не всегда получается осуществить задуманное!

Марша подняла руку, заставляя Бориса замолчать.

— Поясни, — велела она, понимая, что Гаттак сказал еще не все.

— Думай! Головой думай, а не тем бревном, что у тебя торчит вместо нее, — сказал Гаттак Борису. — Два часа назад в школе, где клирики удерживали ваших детей, произошел пожар. К этому моменту он, должно быть, полностью локализован. Клирики уже знают о побеге, но они успели вывезти Виоллу и точно знают, что этот ребенок важен для вас. Держат ее, скорее всего, в храме. Вывод?

— Они усилят охрану храма, — предположила Марша, не обращая внимания на закипающего Бориса.

— Точно, — кивнул Гаттак. — Сейчас станция обескровлена, зуб даю, и провести диверсию на ней труда не составит. А когда диверсия свершится, что произойдет?

— Они пришлют подкрепление.

— Нет, — со вздохом закатил глаза Гаттак. — Сейчас их приоритет — сохранить единственный козырь, что у них есть. Виоллу.

Гаттак намеренно настойчиво говорил о важности девочки для сопротивления и о том, что она козырь в руках клирика Массера. Он преследовал одну-единственную цель — убедиться, что это действительно так. Разведчик чувствовал, что Марша руководствуется не только материнским инстинктом, было что-то еще в этом ребенке. Кнесенка никак не отреагировала на слова Гаттака, чем, собственно, и выдала себя с потрохами.

— И? — не поняла она ход его мыслей.

— Они никого не пришлют, понимая, что это отвлекающий маневр. Они будут полагать, что основной удар вы нанесете именно по поселку, попытаетесь поднять народное восстание, решитесь на штурм церкви, чтобы вытащить девочку. Единственное логичное действие, которого от них можно ожидать, — это помощь гарнизону станции с воздуха. Они пришлют флайер, чтобы он с воздуха оценил степень угрозы и скорректировал огонь минометчиков и действия боевых подразделений.

Марша смотрела на схему из веток и размышляла.

— Если рассудить по чести, то в твоих словах прослеживается логика, — наконец согласилась она.

Борис же после этих слов опустил руки, покачал головой и отошел в сторонку — мужчина явно намеревался выпустить пар несколькими непечатными фразами наедине с собой. Вернувшись, он четко обозначил свою позицию:

— Значит так, кнесенка, как действительный сотник армии сопротивления я отказываюсь принимать подобную ахинею, которую этот… — он даже не мог подобрать слово, которым хотел бы назвать Гаттака. — В общем, ни я, ни вы, Марша, лезть в пекло ради этого ублюдка не станем. Вам ясно?

— А ради Виоллы? — резонно заметил Гаттак.

— А ты, прости за наглость, чем будешь заниматься, пока мы будем подставлять свои задницы?

— Чем займусь я, это уже не твоего ума дело, — оборвал боевика Гаттак и посмотрел на Маршу. — Время, кнесенка. Оно по-прежнему не на нашей стороне.

Марша Фарр встала и обреченно посмотрела на парня.

— Высший, ты предлагаешь мне довериться тебе слепо, не дав нам никакой информации. Я не могу быть уверена, что ты не выйдешь к клирикам с поднятыми руками и не сдашь нас им при первом же удобном случае.

— За мной тоже идет охота, кнесенка. Вашими стараниями я уже в опале. Вам ли не знать, какую судьбу готовит Бор вероотступникам. Так что предавать вас мне резона нет. И если мы сейчас же не выдвинемся, Виоллу будет не спасти.

— Тогда ответь, высший, — Марша подошла к Гаттаку настолько близко, что тот почувствовал ее дыхание у себя на лице, — в чем твоя выгода? Зачем ты полез во все это?

— Все просто, — тихо ответил Гаттак, — я хочу понять, что творится в этом мире. Еще месяц назад, до вашей экзекуции, я, даже не задумываясь, сдал бы вас всех клирикам. Но сейчас я словно прозрел. Без влияния на меня Бора я смотрю на этот мир другими глазами. Некогда незыблемая уверенность в единственно правильном мироустройстве дала трещину. Сейчас, когда на меня самого объявлена охота, я уже ни в чем не уверен. Я не друг тебе, но и не враг. И да, я хочу тебя использовать, хочу попасть на другую сторону, чтобы увидеть все своими глазами. Хочу понять, в чем настоящая подлость моего бога. Я хочу увидеть истинный мир, дать ему свою оценку. Только так я смогу выбрать и сторону, и свой путь.

Марша до скрипа сжала челюсти, закрыла глаза, сделала пару глубоких вдохов и резко повернулась к Борису.

— Ты поклялся оберегать меня перед самим… — тут она запнулась, но Гаттак понял, перед кем именно давали подобные клятвы повстанцы. — А раз так, ты выполнишь мой приказ. Пойми, для нас жизненно важно спасти мою дочь. Если есть хоть тень надежды, я должна ее использовать. Ты прекрасно знаешь, что я все равно пойду, с тобой или без тебя.

Борис злобно сверкнул глазами в сторону Гаттака и решительно кивнул кнесенке.

— Я с вами. До конца.

— Вот и чудно, — парень натянул на лицо неуместную в подобной ситуации улыбку и первым выдвинулся в сторону станции. Марша погладила Бориса по колючей щеке и пошла следом, тот же взял свой автомат наизготовку и приступил к выполнению обязанности замыкающего.

Шли медленно и довольно долго. Гаттак применял все свои навыки, для того чтобы скрытно подобраться к хорошо охраняемой территории станции. К чести спутников, они не отставали и особо не шумели. Со своей колокольни парень высоко оценил навыки скрытного передвижения подпольщиков. Видимо, сказывался их опыт.

За полсотни метров до станции Гаттак присел и поднял вверх руку, сжатую в кулак. Жестами показал, что видит первых дозорных, и подозвал к себе своих спутников.

— Борис, направо, — шепотом начал раздавать он последние ЦУ. — Подойдешь к станции с северо-запада, ровно через двадцать минут начинаешь шуметь. У тебя нет задачи убить как можно больше клириков, твоя задача — вызвать их на себя, имитировать серьезное нападение. Тебе придется постоянно передвигаться, открывать огонь с разных участков, на разных высотах и рубежах. Марша же тем временем заминирует и подорвет вышку. Сразу после взрыва вы оба уходите в Пустошь, путаете следы и пропадаете. И не смотри на меня волком, Борис, я прекрасно осведомлен, что вы это умеете. Партизанские методы в ходу у повстанцев. Встречаемся там, где вышли на поверхность. Если через три часа я не появлюсь, уходите к своим.