Оправа для бездны - Сергей Малицкий

Хас пошел вперед сразу. Он взметнул над головой тяжелый топор, который благодаря длине его рук показался Айре секирой, похожей на оружие скирских стражников, и опустил его на голову Леку. Точнее, на то место, где только что была его голова, потому что молодой тан отпрыгнул в сторону и сам попытался нанести удар. Хас встретил лезвие меча рукой, и звяканье металла возвестило, что наручи старшего брата ничем не уступают прочностью лучшим щитам. Вот только, как ни ловок оказался Хас, даже Айра успела бы дотянуться шпагой до его гортани. Что же с молодым таном? Вот Лек вновь увернулся от взмаха топора и вновь не сумел нанести урон противнику. Неужели Санк начал свою ворожбу? Почему же она не чувствует ее?

Айра бросила взгляд на шамана и поняла. Тот стоял, опершись о посох, и вовсе не занимался Леком. Этого и не требовалось: сама магия, подпирающая плотину из восьми кольев и двух шаманов, помогала Хасу, вызывая мучительную головную боль у молодого тана. Вот почему Лек пошатывался, словно перебрал хмельного, с трудом уворачивался от ударов брата и то и дело пытался смахнуть пот со лба кольчужным рукавом. И помочь ему Айра вряд ли успеет, потому как пусть и неподвижны ноги Санка, но пальцы его танцуют на рукояти посоха, и сплетаемая ворожба явно направлена против нее, а не против Лека.

Вот только ей-то самой танцев не требовалось. Почему бы просто не щелкнуть пальцами? Даесу однажды это очень не понравилось! Айра сдвинула брови и тут же попробовала испытать на Санке старое колдовство, но лицо ее словно обдало жаром, едва не опалив брови невидимым пламенем. Сквозь звяканье металла донесся довольный хохот Даеса. Что ж, видно, немало навешали на себя амулетов шаманы, если даже ощутить их живой плоти не удалось. Только у всякого легкого пути есть и оборотная сторона. Руки освобождает себе колдун, обвешиваясь побрякушками, но и чутье свое обрезает. А если обмануть Санка? Что, если отвлечь шамана от неведомого колдовства, под которое и Даес прямо за веревкой пританцовывать начал? И нечего для этого танцы устраивать: еще одного щелчка достаточно да силы плеснуть. И пусть это Синг дешевыми фокусами называл, так и фокусникам ремесло прокормиться помогает.

Не сразу Санк понял, отчего гул над двумя тысячами войска пошел, а как понял – прыгать принялся. Трава под его ногами вспыхнула, и не просто вспыхнула, а в глубь земли, корнями тлеть пошла. Край мантии его, богато вышитой, пламенем занялся. Тут уж не до колдовства стало: даже посох в сторону отбросил шаман, пока пламя ладонями сбивал, да на полах толстого теплого халата опаленными сапожками топтался. Не много на все времени ушло, да успела Айра облегчение Леку бросить. Именно что успела – едва на ногах уже держался молодой тан, с трудом отшатнулся от очередного замаха Хаса, даже ответного удара не нанес, только вздохнул вдруг с облегчением и на твердых ногах очередной удар Хаса ждать стал. И тут ударил Санк.

«Нелегко будет Лека от этой боли избавить», – успела подумать Айра, потому как дорого ей обошлось даже недолгое избавление тана от мучений. Откат ее накрыл такой, что колдунья сама едва не закричала от ломоты в висках, и именно тут Санк ее и ударил. Вряд ли сплел что-то, не довел он до конца плетение – ударил тем, что было. Или амулетом каким воспользовался, или в посохе прибереженное распаковал. Видно, сильно разозлила могущественного старика юная самозванка.

В глазах у Айры помутилось. О головной боли сразу забыла, потому как словно тысяча иголок воткнулась в ее тело, тысяча крохотных хлыстов обожгла кожу, тысяча болотных ос брызнула огненным ядом. На мгновение и слышать, и видеть перестала Айра, даже мысль мелькнула: а ну как боль эта от пламени? А ну как зажег на ней Санк одежду, и боль, что охватила ее от макушки до пят, огнем из нее выжигается?

Устояла. Потому лишь и устояла, что звяканье стали о сталь пробилось к ней сквозь боль и кровавый туман. Потому и устояла, что в можжевеловый ствол вцепилась. Проморгалась, руки свои окровавленные разглядела, словно и в самом деле иглами истыканные, с лица кровь смахнула, в землю, что посох ее приняла, кровавый сгусток сплюнула, мельком оглядела себя и вздохнула, что хоть и изодрана одежда, и исподнее кровью пропитано, а все не голая стоит. Миг на это потребовался. Он же – на то, чтобы увидеть: цел еще пока Лек. Отбивался молодой тан от братца, даже успел кое-где кольчугу тому подсечь. Что ж, вот и урок тебе, девица: не так уж просты шаманы, как она по Даесу их представляла. Вот и хорошо. Ну что ей еще осталось, если не реминьскую ворожбу с деревяшками вспомнить?

Тысячи хеннские замерли недвижимо, словно и дышать перестали. Видно, не каждый день приходилось им видеть, как бьются друг с другом два тана, один из которых давно уже должен был упасть мертвым, а затем вослед за ушедшими мертвецами отправиться. Не каждый день на их глазах могучий шаман визжал, как домашний скот, и прыгал на месте, сбивая с себя пламя. Не каждый день против сильного колдуна вставала сопливая девчонка и оставалась стоять, хотя кровь закипала у нее на коже. Много ли хеннов, из прошедших через сечи и пожары, устояли бы на ее месте? А она устояла, да и ворожбу продолжила, кровь собственную по кривой неошкуренной палке размазывать стала, словно выкрасить ее вздумала в бурый цвет. Ничего, хоть и тлел еще халат на седом Санке, но уже твердо на ногах стоял шаман. Вот он поднял посох, от одного вида которого дрожь пробирала хеннов, и ударил им о землю. И ничего не случилось. Почти ничего.

Когда Айра в первый раз увидела Аруха, она испугалась. Испугалась так, как не пугалась больше никогда – ни в городе умерших, когда вступила в схватку с его хозяином, ни возле храма Сето, когда спасалась от пожирающего живую плоть теченя, ни в Золотом храме, когда проходила мимо ужасных чудовищ, чувствуя их зловонное дыхание на собственном лице. Она испугалась не его крысиного лица, не глаз, которые словно протыкали ее насквозь, не силы, которой за его плечами вроде и вовсе не было. Она испугалась его непроглядности. Он был темен, как беззвездная ночь. Глубок, как ночная пропасть. Холоден, как морской лед. Ничего она в нем не поняла – и этого испугалась. А Арух, ухмыльнувшись потугам чумазой девчушки прощупать его, а то и подшутить над правителем колдовской башни, расплылся в гнусной улыбке и, погрозив ей пальцем, сказал: «Не ищи слабости у врага, потому как сражаться тебе придется с силою его, но, когда враг твой бьет силу твою, собственной слабостью побеждай его». Ничего тогда не поняла Айра, да и теперь бы не смогла растолковать, что же это сказал ей отвратительный советник тогдашнего конга и по совместительству посол недоступной еще Суррары, но именно теперь она готовилась отразить последний удар Санка и пританцовывающего за рядом кольев Даеса собственной слабостью. Собственной кровью, выдавленной из ее тела шаманом, ее собственной кровью, оставленной на кольях, которые она обошла, прежде чем войти внутрь, присказкой Анхеля, которую как раз теперь она бормотала в можжевеловый ствол, отдавая последние свои силы – даже те, которые только и позволяли ей стоять. Ну что же ты, седой шаман, третий по силе из второго круга? Бей!

Ударил шаман посохом о землю – и ничего не случилось. Разве только окровавленная девчонка, что возле палки своей шаталась, ростом уменьшилась и согнулась в пояс. Не хлестнуло силой по рукам, не обожгло гортань и нёбо, как бывало всегда. Словно в сырую землю сила ушла, растаяла, растворилась. Не могло этого быть: никогда еще Санк не выстраивал столь простого и столь безотказного колдовства – сам главный шаман отправил его к истоку Лемеги, с тем чтобы окончательно раздавить корептскую мерзость, испоганившую род великого тана. Куда же тогда делась сила? Куда делась ворожба, скрепленная кровью десяти крепких хеннов? Где она? Земля должна бурлить под ногами, если в землю она ушла.