Религия Библии. Христианство - Андрей Борисович Зубов

ересей. V, 30,3]. О том же говорит и Климент Александрийский. Дух гонений, соблаз­нов и скорбей живо ощутим в тексте Откровения Иоанна.

Именно этот дух, столь отличный от духа четвертого Евангелия, заставлял сомневаться в авторстве двух этих текстов одного и того же человека. Архаичный, ветхоза­ветно-пророческий язык Апокалипсиса побудил многих ученых Нового времени считать эту книгу самой ранней в Новозаветном каноне и датировать ее чуть ли не нача­лом 40-х годов. Но исторически это ведет ко множеству несовпадений, и сейчас такая точка зрения непопулярна. Как и «Пастырь Ерма» (в котором, кстати, есть цитаты из Апокалипсиса), Откровение написано умышленно архаи­зированным языком, чтобы в нем было ощущаемо дыха­ние и осуществление древних библейских пророчеств.

Глава 3

Благая весть

Теперь, когда мы знаем, что круг текстов, который сфор­мировал Канон Нового Завета, — это не случайный на­бор фраз, что это не тексты, «ссыпанные в одну корзин­ку», но что это тщательно в течение трех-четырех веков отобранный корпус письменных свидетельств, который осуществили люди, считающиеся христианами святыми, опытными, знающими, мы понимаем, что набор кано­нических текстов открывает нам сознательно сформиро­ванное именно и только христианское воззрение на то лицо, которое именуется Иисусом Христом.

Обратим внимание на земную жизнь Христа, как она описана в канонических Евангелиях. Я напомню, что «Евангелие» — это не что иное, как «благовестие». АууёАААш — извещать, еи — префикс, означающий «бла­го, нечто хорошее». Например, еиууш^шу — благомыс­лящий. Итак, Евангелие — это благая весть. Благая весть о чем? «Вера христиан основана не на идеях, а на событи­ях», — пишет один из лучших русских богословов ХХ ве­ка протоиерей Георгий Флоровский72. Благая весть — это

Прот. Георгий Флоровский. О последних вещах и последних собы­тиях//Догмат и история. М., 1998. С. 445.

именно весть о событиях, а не о каких-то идеях-откро­вениях. Идеи, конечно, присутствуют, и идеи глубочай­шие, но они — слова исторического Христа, Его беседы с людьми, с учениками.

Здесь пролегает грань между очень многими нека­ноническими текстами, апокрифами, даже теми, кото­рые тоже носят название Евангелий, и каноническими Евангелиями. Последние не поражают какой-то ориги­нальностью учения. В них нет, по большому счету, по­чти ничего, что принципиально было бы новым, вплоть до терминов. Они не поражают учением великой мудро­сти. Все заповеди, учение о Царствии Небесном — все это уже было известно и в Кумране, и, во многом, в Древнем Египте. Смысл Евангелия в другом: это рассказ об осу­ществлении бесконечно древнего упования человека. Евангелия свидетельствуют, что появился Тот, Кого жда­ли, «чаемый всеми народами», как говорит один из вет­хозаветных пророков [Агг. 2:7]. Греческие мисты имено­вали это «эпоптейя» — enonreia — созерцание высшего блага, то есть не просто философское размышление о нем, но виденье его воочию. И вот, Мессия пришел и дал воз­можность всем Его увидеть и всем Ему сопричаститься. Евангелист Иоанн пишет ученикам: «О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жиз­ни, — ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельству­ем, и возвещаем вам сию вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам, — о том, что мы видели и слыша­ли, возвещаем вам, чтобы и вы имели общение с нами: а наше общение с Отцем и Сыном Его, Иисусом Христом». [1 Ин. 1: 1-3]. Вот она — эпоптейя, осуществленная ми­стерия. Слова апостола Иоанна были вполне понятны его современникам — или посвященным в мистериальные тайны античной веры, или что-то слышавшим о них. Весть о благой жизни, которая пришла и закончила бесконеч­ную эпоху всевластия на земле зла. Особенно характер­но в этом смысле Евангелие по Луке. Оно все, от начала до конца, построено на том, что Иисус борется с сата­ной и побеждает его. Зло победило в начале, в грехопа­дении, и потом никакими силами его не удавалось побе­дить: не удалось победить зло известием о смертности человека, не удалось его победить потопом, не удалось его победить призванием Авраама. Но вот это зло побе­ждено. Вот в этом благая весть — зло и смерть побеждены.

Эта очевидность факта отличает Евангелие и от очень мудрых, сложных учений гностиков или неоплатоников, и от ритуальных священных текстов (например, древ­неегипетской Книги Мертвых). Евангелие — это рассказ о свершившемся только что в Палестине великом, дав­но чаемом событии, а не о глубоких идеях или о возвы­шенном нравственном учении.

Родословие Иисуса

Все начинается в двух Евангелиях — в Евангелии по Матфею и в Евангелии по Луке с родословия Иисуса Христа. Это обычный классический прием, родословия любят в Ветхом Завете, вообще их любят на Востоке. В ро­дословиях рассказывается о предках, о многих поколе­ниях предков. Рассказы о многих поколениях предков должны доказать благородность происхождения (по-гре­чески — «evyev^g»).

Но ни в Евангелии по Матфею, ни в Евангелии по Луке однозначной благородности происхождения Иисуса нет. Но в обоих родословиях подчеркивается очень важный для еврейского народа факт, что те обетования, которые были даны праотцу Аврааму и царю Давиду, воплоще­ны в их потомке — Иисусе Христе. Евангелие по Матфею начинается словами: «Родословие Иисуса Христа, Сына Давидова, Сына Авраамова» [Мф. 1:1].Если внимательно читать родословие Иисуса, мы видим, что среди его пред­ков есть множество людей, совершенно недостойных. Большинство иудейских царей, потомков Давида, — это просто ужасные люди, убийцы, вероотступники и крово­пийцы. Мать Соломона Вирсавия согласилась на прелю­бодеяние и не воспротивилась убийству ее мужа, хетта Урии, своим новым возлюбленным — царем Давидом. Более того, в родословии упоминаются не только евреи, но еще и иностранцы. Как известно, бабка Давида, Руфь, была не иудейкой, а моавитянкой. Другое дело, что она — одна из самых симпатичных людей во всем Ветхом Завете (и честно говоря, маленькую книгу «Руфь» я без умиле­ния читать не могу). Важно то, что евангелист Матфей, который ведет родословие от Авраама, не скрывает, что вся полнота еврейского народа — и праведники, и зло­деи, с вливавшейся в него кровью других окрестных на­родов, — она вся в Иисусе.

Иисус не отличается каким-то особым благородным происхождением, да и род Давида уже давно захирел. Иосиф, приемный отец Иисуса, был простой работяга. Как правило, все помнят, что он был плотником — это странная особенность перевода, потому что греческий текст называет его профессию t'iktmv — плотник, строи­тель, мастер. Но в Палестине леса почти не было. Хорошее дерево — кедры, сосны привозили с гор Ливана и Тавра. Из дерева-то почти и не строили, разве что делали пе­рекрытия и стропила кровли. Дома в Палестине