Буржуй ищет таланты - Вероника Терентьева

завязать шнурок. Хорошая воспользовалась паузой, еще раз обвела всех взглядом — тех, кто был без сознания, и тех, кто, несмотря на ее усилия, еще шевелился. Мысленно поздравила себя, что есть еще порох в пороховницах, побежала к двери, в которую уже стража ломилась, и плотно закрыла засов.

А Удав, закончив завязывать шнурки, поднял глаза и увидел, как Хорошая запирает дверь. Понял, что подмоги не будет, взвыл и бросился на нее с кулаками.

И тогда во весь рост с табуретки грозно поднялся Томми. Он уже давно там вяло сидел. Эклеры не смогли нанести сильный вред его железной воле. Просто легкая слабость чувствовалась. И если бы не надо было, он, конечно, бы не вставал, но у него была одна мечта — Удаву врезать, и сейчас обстоятельства очень правильно складывались.

Чивас поморщился, вытер руки в креме и тоже встал.

Пошел Удава спасать…

Чивас не то чтобы его любил, он просто привык к нему за много лет. Он, как только глаза в колыбели открыл, сразу физиономию Удава увидел. И потом, пока взрослел, все время ее видел. Дядюшка не слишком занимался воспитанием племянника, сразу Чиваса прочь с глаз убрал, Удаву перепоручил. И Удав воспитывал его как мог, в силу своих талантов. Таскал за собой малыша по своим казнокрадским делам и думал, что Чивас ничего не понимает. А Чивас все понимал, сидел с совочком, делал вид, что песочек копает, а сам все смотрел, по какой Удав ставке считает. Теперь масштабы стали другие, Удав уже никуда не ходил, ему сами все приносили, но зато Чивас всегда знал: кто, сколько и под какой процент. Поэтому и дорожил им…

…И когда посреди кухни Томми, Чивас и Удав собрались на мужскую беседу, оказалось, что дальше разговоров дело не идет: никто не мог первым драку начать. Удав робел, Томми слабых не бил, Чивасу благородная кровь не позволяла первому ударить. Хорошая взбесилась от такой деликатности, хотела было врезать всем троим, но махнула рукой и пошла варить Веро кофе.

А Веро ждала кофе, и Буржуя жалела — тот взял тайм-аут, лежал под столом, был не за тех, не за других. А еще Веро время от времени руку протягивала, чтобы пульс у Принчипессы пощупать. И все удивлялась: вот умели же раньше строить, там по другую сторону человек двадцать с воплями дверь выносят, а дверь стоит как влитая.

— И что, никто не знает, что со двора можно зайти? — пробормотала она, беря чашку у Хорошей и стараясь пить быстрее, потому что Принчипесса уже подозрительно зашевелилась, а делиться Веро не хотела. — Хоть бы Максимильян уже пришел.

— Я пришел! — отозвался Максимильян, распахнул дверь со двора и впустил в кухню свежий ветер.

Оказалось, что на улице темно, небо тучами затянуло, и вот-вот должен был хлынуть дождь.

Сорока влетела следом за Максимильяном, держа что-то в клюве. И так гордо она себя несла, так непритворно себя обожала, что было ясно: в клюве что-то ценное.

— Максимильян!!! — забыв обо всем, обрадованно заорал Чивас. — Братуха!!! Я новых покупателей нашел! Надо к утру еще две партии башмаков доставить!!!

Максимильян не сдержался и замер, быстро просчитывая логистику.

— Максимильян! — заорала в ответ Хорошая. — У нас тут вся королевская стража ломится!!!

— И мы тоже на грани! — призвал к совести Томми, за себя и за Удава.

Удав мечтательно смотрел снизу вверх на Томми и представлял, как одним ударом за все свое унижение отомстит, красиво фантазировал, но по-житейски понимал, что просто не дотянется.

— А у меня тут собака при смерти, — безразлично сказала Веро и ложечкой сахар помешала, — и Принчипесса… Не-е-е, этой уже лучше.

— Сорока, — бросил Максимильян, — давай «Талант». Проглотила? Убью, лучше выплюни.

— «Талант»? — дернулся Удав.

Хорошая медленно положила скалку.

Чивас вопросительно прищурился.

Томми перевел взгляд на Веро, надеясь, что она ему объяснит, в чем дело — та сразу польщенно перестала мешать сахар, но если честно, о чем все говорят, еще больше Томми не понимала.

Максимильян протянул руку. Сорока с сожалением открыла клюв. На ладонь Максимильяна упала медаль, в которую был вставлен прозрачный сверкающий камень.

— Ах!!! — воскликнули все и, уточняя, добавили: — А почему на нем цифра «три»?!

— Как три?! — прохрипел Удав. — Почему три?!

Все в изумлении уставились на камень.

— Почему-почему… — развел руками Максимильян, — задача была поставлена найти бриллиант? Я нашел.

Камень блистал, переливался всеми цветами и почему-то казался Веро знакомым. Но она была не в себе, она вообще ничего не понимала, что за волнение вокруг, пока Хорошая, еле сдерживаясь от чувств, не закричала:

— Это что?! Мой?!

И тогда Веро под столом стала Принчипессу ногой толкать, чтобы та быстрее в чувство приходила, потому что, конечно, такое нельзя было пропустить.

— Что значит «мой»? — с трудом шевеля языком, переспросил Чивас. — Ты вообще кто такая?

Ему страшно хотелось спать, но долг требовал спросить.

— Я? — вздрогнула Хорошая. — Сестра. Вроде…

— Моя? — на всякий случай уточнил Чивас.

А потом на кивок Хорошей сам кивнул и глаза прикрыл, так что непонятно было, рад или нет.

— Какая еще сестра?! — очнувшись, взревел Удав. — Не было никакой сестры!!!

— А кто был? — тут же вежливо переспросил Максимильян. Он был рад, что хоть какой-то разговор завязался.

Когда Максимильян нашел камень, то понял, что Королева не всю правду рассказала. Он тогда сел под дерево и задумчиво покрутил камень в руках. Если на бриллианте стояла цифра «три», значит, и детей было трое.

А трое наследников — это уже совсем непомерно много, он двоих-то не знал, в какую очередь определить. У Максимильяна вся надежда оставалась на Томми, на его могучую силу и на то, что он правду из Удава выбьет.

Но здесь, на кухне, Томми не подавал никаких признаков надежды.

И тут для Максимильяна крылась еще одна загадка. Он все по сторонам смотрел, бутылку искал, не мог понять, что они все такое выпили, что Чивас уже подсел к Томми, а тот ему на плечо голову уронил. И между ними уже что-то вроде дружбы народов установилось. Но главное, Максимильяна озадачивало, чем они собаку опоили. Буржуй лежал на спине, закрыв глаза и сложив на груди лапы, и, как утверждала потом Сорока, что-то надрывно подвывал себе под нос.

Максимильяну тоже захотелось выпить, он не железный, но за дверью охрана, устав биться о стену, принесла пилу и начала выпиливать замок, так что надо было быстро съезжать на практическую сторону вопроса.

— Итак, у нас есть номер два и номер три, — объявил Максимильян и