Иешуа, сын человеческий - Геннадий Ананьев

Знавший все это Иисус не стал дожидаться вопросов, а попытался избавить себя от наивно-унизительной игры.

— Я ничего тайного не совершал. И слово мое открытое — Живой Глагол Божий. Его я нес людям тоже не тайно, проповедуя прилюдно.

Замешательство среди приведших Иисуса в комнату для допросов. Но быстро они нашли выход из неловкости. Один из священнослужителей довольно резко опросил:

— Ты против установок Талмуда?!

— Нет.

— Тогда не кощунствуй, но поступай по предписанию его. Свидетели слышат тебя и видят. Вот свечи горят.

— Спрашивайте.

Иисус решил следовать букве Талмуда, чтобы не дразнить гусей. Здесь, в комнате «для встречи со свидетелями», отвечать лишь утвердительно, если вопросы будут не слишком каверзными, а подробно о своем проповедовании, своей цели объяснить лишь членам синедриона.

Повторил еще раз:

— Спрашивайте.

— Ты исцелял людей в субботу и в субботу же воскресил Лазаря?

— Да.

— Ты именем Господа благословляешь людей и прощаешь им грехи их?

— Именем Отца моего Небесного.

— Ты называешь себя Сыном Человеческим, а еще кощунственней — Сыном Божьим?

— Да.

— Ты против Храма Господнего, и утверждаешь, будто храм и душе у каждого из нас?

— Да.

— Ты проповедуешь святость женщины, виновницы в грехопадении Адама?

— Да.

— Ты проповедуешь не только избранному Господом народу, но также многобожникам и идолопоклонникам?

— Да.

— Значит, ты соблазняешь против закона Моисеева? Признаешь ли ты это и отрекаешься ли ты от этого?

— Не признаю. Не отрекаюсь.

— Ты предопределил приговор себе. Пошли! Тебя ждет суд синедриона!

А Иисус в этом не сомневался: приговор давно уже вынесен, надежды, однако, на свою победу не терял. Вошел в «зал суда» твердой походкой и сел на отведенную для обвиняемого скамейку, едва сдерживая улыбку от чопорности, царившей в зале.

Все, как и полагается, на своих местах. На возвышении, за столом, — первосвященник номинальный Каиафа и первосвященник действительный Ханан. Справа и слева от них, на скамьях, словно распахнутые крылья хищней птицы, — члены синедриона и старейшины. Все в пурпуре, от которого рябит в глазах.

Лицом к синедрионцам, на отдельных скамейках, перед каждой из которых высится кафедра, — обвинитель и защитник. Не глядят даже друг на друга, словно давние и непримиримые враги.

После того как Иисуса ввели в зал, его начали заполнять стражники и служки, и это вполне устраивало Иисуса: услышавшие его разнесут, с приукрасами, его слова в защиту Живого Глагола Божьего.

По знаку Каиафы за свою кафедру встал обвинитель. Заговорил так, словно выплевывал изо рта камни:

— Я обвиняю Иисуса Галилеянина в смертных грехах, главный из которых — отступничество от заветов Господа нашего, от законов Моисея и соблазнение к этому других! Этому есть свидетели. Я готов представить их высокому суду!

Каиафа к адвокату:

— Возражает ли защита?

— Нет. Против допроса свидетелей — нет.

«Хорошо бы и в дальнейшем отмахивался. Я сам защищу себя», — подумал Иисус и стал ждать привода свидетелей. Ввели первого из них. Каиафа вопрошает:

— Иисус из Назарета, ты знаешь, кто свидетельствует на тебя?

— Нет. Я проповедовал в синагогах и в поле при множестве народа и знаю лишь тех, кто уверовал в меня, несущего тем, кто имеет уши, Живой Глагол Божий.

Обвинитель:

— Но свидетель утверждает, что он слышал и видел тебя.

Иисус хотел бросить в ответ: «Через перегородку при горящих свечах», но передумал. Все происходившее предписано Талмудом, а спорить с ним себе дороже. Ответил поэтому с покорностью:

— Пусть свидетельствует, — и чуть уверенней: — Я ничего не делал тайного. Слово мое к народу открытое и не вопреки Закону, а по его истинной сути.

Ханан насупился, старейшины покачали головами, Каиафа угрожающе хмыкнул и повелел свидетелю:

— Говори.

— Он грозил разрушить Храм Иеговы! Он обещал на его месте построить новый! Я свидетельствую об этом.

Обвинитель:

— Так ли это? И почему ты намеревался разрушить Храм, захватив его?

— Это говорит свидетель, это говоришь ты. Я говорю о Храме Божьем в душе каждого. Я говорю: отторгни от себя лицемерие, ханжество, жадность, злобство, зависть и создай в себе храм Любви, храм благочиния, храм милосердия. Вот какой храм я хочу разрушить, а какой создать, ибо не Господь ли наш заповедал нам, говоря Моисею: объяви сынам израилевым и скажи им: святы будьте; чтите мать свою и отца своего; не крадите, не лгите и не обманывайте друг друга; не обижай ближнего твоего и не грабительствуй; не злословь глухого, и перед слепым не клади ничего, чтобы протянуться ему; не делай неправды в суде, не будь лицеприятен к нищему, не угождай лицу великого, по правде суди ближнего твоего; не восставай на жизнь ближнего твоего, не враждуй на брата твоего, но люби ближнего твоего, как самого себя. Не то ли самое проповедую я, говоря о Храме Божьем в душах и сердцах каждого, отрицая лицемерие и ханжество, отрицая лишь внешнюю обрядность, но не веру в Отца нашего Небесного?

Передохнув немного, чтобы перейти ко второй части обвинения и определяя с чего начать: со слов ли Господа Соломону или с действий Неемии и его молитвы — определившись, Иисус заговорил вновь:

— Что изгнал я из Храма менял и торговцев, не осудительно то, ибо сказал Господь Соломону: Я освятил сей Храм, который ты построил, чтобы пребывать имени Моему там вовек; и будут очи мои и сердце Мое во все дни. И если ты будешь ходить перед лицом Моим, как ходил отец твой Давид, в чистоте сердца и в правоте, исцеляя все, что Я заповедовал тебе, и если будешь хранить уставы Мои и заветы Мои, то я поставлю царский престол твой над Израилем, вовек не прекратится у тебя сидящий на престоле Израилевом. Если же вы и сыновья ваши отступите от меня и не будете соблюдать заповедей Моих, то истреблю Израиль с лица земли, которую Я дал ему, и Храм, который Я освятил имени Моему, отвергну от лица Моего. Не исполнил ли сего Господь, наказав Израиль за грехи его, за отход от заповедей Господа? И с чего начал Неемия, определивший себе вернуть могущество Израиля? Придя в Иерусалим, изгнал из него всякую нечисть, велел выбросить все, что нарушало священство Храма, а затем в молении своем Господу Богу поведал об этом и попросил Господа: «Помяни меня за это, Боже мой, и не изгладь из усердных дел моих, которые я сделал для Дома Бога моего и для служения при нем». Не вознести ли и мне подобную молитву Отцу моему Небесному? Каиафа — защитнику:

— Твое слово.