Повести Невериона - Сэмюэл Дилэни

Седовласая в вихре синих шелков гневно отступила назад, женщина с красным кушаком что-то крикнула, держа ее за плечо. Слуга уронил зонтик.

Прин вцепилась в Лиса, что есть силы стиснув колени.

– Эй вы, деревенщина! – заорал слуга. – Пошли вон! Как вы смеете загораживать дорогу госпоже Кейн? Осадите лошадей!

Лошадь Лиса, снова вставшая на дыбы, стукнула передними копытами оземь, и Прин тряхнуло так, будто дракон в воздухе с размаху налетел на скалу: девушка с волосами, как козьи сливки, схватила кобылу за узду и подчинила себе.

Серые глаза девушки смотрели сердито. Лошадь дернулась пару раз и затихла.

– Глупая скотина! – процедила белокурая. Прин и она на мгновение встретились взглядом. Прин чувствовала коленями, как дрожит лошадь, Лис пытался отобрать у незнакомки узду.

Та отпустила повод и ушла к другим женщинам, возобновившим свой разговор. Слуги поспешали за ними, махая зонтиками.

Лис, Барсук и Волк от души проклинали безмозглых баб, город, жаркое солнце, прохожих. Прин, вертясь туда-сюда, высматривала в толпе уходящих женщин. Белокурая голова мелькнула у входа в переулок, упиравшийся в море.

– Слезай.

Прин снова уставилась в спину Лиса – одно плечо в шрамах, другое без.

– Слезай, говорю. Ты хотела в город – вот тебе город. Иди куда хочешь.

Растерянная Прин соскользнула на мостовую. Ляжки и зад болели, несмотря на опыт с драконом.

Трое всадников смотрели на нее сверху. Барсук, похоже, хотел о чем-то спросить, да и у самой Прин на языке вертелся вопрос: а как же Освободитель, как быть с Голубой Цаплей? Они, конечно, увезли ее с собой против воли, и Лис трогал ее где не надо, но она успела поверить в их высокую цель. Кто-то уже снова орал на них, требуя посторониться, и Прин вдруг смекнула, что эти трое – такие же провинциалы, как и она, и тоже не знают, как вести себя в большом городе.

– Но вы ее не убьете? – выпалил Барсук.

– Зачем? – хмыкнул Волк. – Она не шпионка, а просто глупая девка, сбежавшая из дому, как и ты. Я и тебя охотно послал бы подальше.

Прин, ужаснулась, представив, как останется среди этих толп с молодым болваном, но Лис сказал:

– Полно тебе. Поехали.

Всадники удалялись. Прин уже трижды толкнули и дважды обругали, но в основном не обращали на нее никакого внимания. Стоять в этой давке не приходилось, и она пошла сама не зная куда.

Шла она долго, порой присаживаясь: один раз на ступеньки у дома, другой на бревенчатую скамью. Припасы сказительницы кончились еще прошлым вечером, но Прин впервые вспомнила о еде (и о доме), проходя мимо двери булочной и почувствовав запах свежего хлеба. Вскоре ей стало казаться, что она уже проходила по этим улицам, но она хоть убей не могла припомнить ни одной из примет.

Рабочие в пыльных тряпках на голове копали канаву, перекинув через нее мостки. Канава тянулась из-под стены дома, и полдюжины женщин заделывали дыру смесью глины с соломой. (Здесь она точно уже была.) Голый мальчуган тащил волокушу с выстиранным бельем, а маленькая девочка, видно его сестренка, поправляла рубахи и простыни, развалившиеся от тряски.

Перед Прин шагали три светловолосые варварки в длинных платьях, спущенных с плеч до самого пояса. Каждая несла запотевший кувшин с водой – две на голове, одна на плече.

Они свернули в боковую улицу, и Прин последовала за их кувшинами и загорелыми спинами. (Здесь она еще не бывала.) Народу на этой улице было намного меньше.

– …вевиш ниву хремм хар мемиш, – говорила одна из женщин.

– Ниву хомир авра-нос? Севет авесет… – сказала другая, и они засмеялись.

Прин уже слышала на элламонском рынке, как говорят варвары, но смысла не понимала. Ей часто хотелось попросить кого-то из них говорить помедленней, чтобы она могла записать слова и выучить варварский язык.

– …хав ниву акра мик хар-вор ремвуш… – Это снова вызвало смех.

Две женщины ушли в переулок, где между красными глиняными стенами мог пройти только один человек. Их темные силуэты удалялись в сторону солнца, светившего впереди.

Третья сняла с плеча кувшин, откинула шкуру, служившую дверью деревянной хибары, и вошла внутрь.

Прин поплелась дальше, спускаясь под горку. Здесь многих булыжников не хватало, и их заменяла какое-то твердое темное вещество. Ее обогнала еще одна женщина в грязной юбке, но красиво причесанная и с узором в виде крылышек вокруг глаз. В ту же сторону шагали двое мальчишек, обняв друг друга за плечи – один с бритой головой и оба с подведенными тем же манером глазами.

На лестнице, ведущей куда-то вверх, переругивались нищие. У одного недоставало уха и руки по плечо. Больше всех бушевала опиравшаяся на костыль женщина: украла-де кувшин вина у негодяя-трактирщика, отравилась и провалялась три дня на улице. Вместо одной ноги у нее торчала покрытая коростой культя. Прин поскорей прошла мимо.

На замусоренном дворе между тремя ветхими желтыми зданиями стояла круглая каменная стенка до пояса вышиной, прикрытая сверху досками. Заглянув в щель, Прин увидела отражение своей головы на полоске неба.

В конце концов она очутилась на каком-то канале, у входа на мост с каменными перилами. Высокая женщина прикрепляла к шее белый дамасковый воротничок, расшитый блестящими нитями и дорогими камнями. Рабы богатых семей прикрывали такими оборками уродливые железные ошейники, положенные рабам по закону, но у этой женщины шея была голая. Когда она наконец застегнула воротничок, ее окликнул кто-то с середины моста. На всем его протяжении стояли или прохаживались молодые женщины и мужчины, ярко одетые, многие с подведенными глазами.

Женщина в воротничке устремилась на зов грузного волосатого мужчины в таком же шлеме, какие носили стражники у дома Освободителя.

Встав на то место, где только что стояла она, Прин посмотрела вниз.

Зеленая вода струилась по замшелым камням, фруктовым кожуркам, битым горшкам. По резным опорам лазили варварята. За спиной у Прин слышалось:

– Двадцать! – Пять. – Девятнадцать! – Пять. – Восемнадцать? – Пять, я сказал! – Семнадцать… – Ну ладно, восемь.

Она оглянулась. По мосту шел дородный мужчина средних лет в богатой тоге с красной каймой на шее, подоле и рукавах, ведя за руку голого зеленоглазого мальчика-варвара на пару лет младше Прин.

– Ну, хоть шестнадцать-то дай! – говорил мальчик с южным акцентом, жестикулируя свободной рукой. – Я пойду с тобой за шестнадцать!

– Десять! – Шестнадцать! – Десять! – Шестнадцать! – Ладно, одиннадцать! – Нет, шестнадцать!

– За грязного хорька вроде тебя? – усмехнулся мужчина. – За шестнадцать я могу иметь тебя и трех твоих братьев. Даю двенадцать.

– Пятнадцать! Брата моего хочешь? Можем и его взять, но он будет только смотреть. Всего за пятнадцать.