Исход - Петр Проскурин

Батурин и сейчас громко засмеялся, спугнув сидевшую на пыльном цветке герани муху.

Нет, кроме шуток, нигде ему так не было хорошо, как на этих концертах, постепенно он и сам втянулся и пристрастился к ним — нигде так не думалось, как в этом зале, полном напряженной взволнованной тишины.

Два дня отдыха, и обязательно пришло бы решение, какой-нибудь совершенно неожиданный ход. Батурин резко отодвинулся от окна и повернулся к дверям на негромкий стук.

— Входите, входите, Геннадий Иванович. Наконец-то! Ну, что нового? Выкладывайте сразу.

— Вот, возьмите, я принес вам сигареты. — Машинский, не глядя на Батурина, сел к столу, распустил галстук. — Понимаете, новости есть, скверные.

Тщательно разминая сигарету, он закурил, осторожно стряхнул пепел в пепельницу, поморщился от духоты.

— Давно хотел вас попросить, Машинский, сделать вентиляцию в этой мышеловке. По ночам совершенно задыхаюсь. Вы куда?

— Одну минутку, я сейчас.

Машинский вышел, вернулся с полотенцем и, обернув им руку, осторожно выдавил верхнее стекло в раме.

— Видите, все в порядке. — Он вытащил несколько осколков, оставшихся в раме, аккуратно завернул в газету, положил у порога и, отряхнув руки, сел докуривать.

— Рассказывайте, — поторопил Батурин.

— Стало известно, что на Ржанщине немцы провели удачную операцию против партизан. По сведениям, полностью разгромили один из крупных отрядов — Первый Ржанский.

«Вот что… Вот и ягодки. Ах, Трофим, Трофим, — от неожиданности несколько оторопело и с тоской подумал Батурин, — вот когда тебя прищучило. Не может быть, чтобы полностью, быть этого не может».

— Потери? — спросил он Машинского.

— Сведения пока только немецкие, вот. — Машинский вытащил из кармана пачку немецких газет.

— Спасибо, положите, посмотрю.

Он отошел к прямоугольному окну, полностью загораживая его своими широкими плечами. Машинский скрипнул стулом.

— Не уходите, Машинский, — глухо сказал Батурин. — Вы связываете это с Кашкиным?

— Несомненно, — пухлый рот Машинского был плотно сжат.

— Так, — неопределенно протянул Батурин, вскрывая сигареты — тонкий аромат хорошего табака шел от пачки. Он машинально взглянул: Будапешт, ах да, Будапешт, легкие сигареты, для офицеров. Спасибо, Машинский, действительно очень приятные сигареты. Нужно попросить его достать еще пару пачек в дорогу. Высыпать табак из сигарет в кисет и курить. Конечно, в пачках брать не стоит. Так, дальше, что он тянет, что там еще?

— Спасибо, добрые сигареты, — сказал он в короткой паузе. Машинский отчужденно взглянул на него, хмурясь стал дуть на сигарету.

— Кашкина приказано при первом же удобном случае ликвидировать.

Батурин достал кисет и стал высыпать в него табак из сигарет; в сирени за окном все время кто-то возился, или синица, или малиновка, он никак не мог разобрать и напряженно прислушивался. Так, значит, ликвидировать. До чего просто и мудро, ликвидировать Кашкина, и делу конец. Он вспомнил ироническую усмешку генерала и сказал себе: «Ага! Злишься? Давай, давай. Значит, при первом удобном случае. Стоп. Естественно, немцы будут глядеть за Кашкиным в три глаза, они надеются через него схапать побольше наших. Резонно? Резонно, вполне. Как бы я сейчас стал действовать на месте милого штандартфюрера Эрлингера? А? Прежде всего, я приказал бы Кашкину выполнять задания из Москвы, разумеется, согласовав со мной, с Эрлингером. И еще я бы приказал ему, затаясь и не предпринимая никаких настораживающих шагов, все глубже проникать в партизанское подполье, пристраивая всюду проверенных агентов. Стоп. Теперь пойдем от обратного. Раз Кашкин делает для нас вид, что все остается по-прежнему, значит, его можно вытащить из города под каким-нибудь предлогом: вызвать в лес или даже в Москву. Но, он хитер, собака, и будет теперь дрожать за свою шкуру, ни за что не пойдет сейчас на встречу под предлогом болезни, слежки, боязни привести за собой хвост. Значит, нужно заводить с ним сложную и дорогую игру, чтобы его заставили сами немцы. А это опять рисковать людьми, значит, из-за дороговизны такое сразу отпадает. Остается пристрелить неожиданно. Опять же вероятность потерять своих людей, очевидно, служащих просто приманкой, Кашкин ведь не мог их не выдать. Нужно поторопиться убрать их под новую крышу понадежнее. А то совсем оголимся и ничем потом не залатаешь эту брешь в Смоленске. А убрав людей, наколотых немцами, перебросив их в другие места и заменив новыми — насторожишь прежде времени самих немцев, они поймут, что нам уже известно о предательстве Кашкина. Снова я вернулся к исходному. Получается замкнутый круг. Стоп. Спокойно. Давай все сначала. Стоп, стоп, стоп!»

«Спокойно, спокойно», — приказал он себе, вновь и вновь проверяя мелькнувшую мысль. Конечно, чепуха, не в ту сторону думается.

Машинский внимательно листал газеты, отчеркивая себе что-то ногтем, ногти у него всегда отполированы и аккуратно подпилены.

— Послушайте, Машинский, — сказал Батурин, сдерживая радостное возбуждение и растягивая слова, чтобы еще и еще раз проверить про себя. — Слушай, Машинский, а ведь мы с вами молодцы. Послушайте, нам совершенно незачем устранять эту стерву Кашкина. Подождите, подождите, — остановил он удивленно поднявшего глаза Машинского. — У нас есть прекрасный выход: пусть он работает на нас. Завтра же передайте в Москву, что устранять Кашкина пока воздержимся. Если разведчик раскрыт, необходимо одно — стараться не мешать, он принесет пользы гораздо больше. А это слишком примитивно — пристрелить или прирезать. Нет, пусть он, негодяй, сам того не зная, еще поработает на нас, пусть поработает. Поле деятельности — ого, черт! — немцы ему сейчас только будут помогать. Ну, конечно, задания соответствующие, на этот счет Москву предупредим. Да он такого им наворотит, Кашкин, что немцы сами его поторопятся убрать. И будут правы. Ну как? Вы меня понимаете, Машинский? Кашкин еще наведет нас на такие следы, ахнешь. Да давай мы, к черту, на ты переходить. Руку?

— Пожалуйста. На «ты» я не против. А вот с Кашкиным… Послушай, на кой нам с ним путаться. Учуди он что, у нас с тобой головы полетят, и за дело. К чему нам эта небесная механика?

— Слушай, Геннадий. — Батурин подошел к нему, положил руку на плечо и тихо сказал: — Завтра мне необходимо выбраться отсюда, дел теперь полно. А ты здесь возьми на себя Кашкина. Знакомство совершенно уникальное. Давай серьезно: мы с тобой за ночь должны выработать детальнейший план, а если Москва что — вали на меня. Сам свяжусь и доложу. Итак, решено.

— Идем, поужинаем. — Машинский прошелся, нагибая голову, три шага к окну, три к двери.

— Перестань страдать, — засмеялся Батурин. — Посмотришь, мы его надежно пристегнем. Давай пошли, или ты про ужин так, от растерянности? Ты что?

Машинский, опять взяв полотенце, озабоченно поджимая губы, выдавил еще одно стекло, подобрал осколки в ту же газету и отнес в стоящее за дверью ведро.