Советско-Вьетнамский роман - Андрей Игоревич Фальков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я верю в великий Брахман. Сансара вращается, Брахман вечен.
– Фу! – Рузаев передернулся. – Это все религиозный дурман.
– Иже еси на небеси, – ответил старик.
– Вот это да! – Рузаев удивился. – Вы и старославянский знаете!
– Помню. В русских церквях так говорили.
– Это церковный язык. И как вы все помните? Это еще до революции было. И язык русский не забыли.
– Медитация. Погружение в глубины сознания. Я много языков знаю.
– Умный вы человек, но религиозный и темный. Нехорошо.
– Карма, – старик кивнул, – это все карма. Следующая жизнь будет лучше.
– А вы в нее верите?
– Я ее вижу, – старик снова хитро сощурился. – И в тебе, и в любом человеке, и в дереве, и в этом моските. Везде Бог.
– Бога на небе нет, – категорически заявил Рузаев.
– На небе нет, – подтвердил старик, – там только Брахман.
Уже совсем стемнело. Абсолютный мрак чуть рассеивали звезды. Костерок погас. Москиты, до этого летавшие в отдалении, навалились всей эскадрильей.
– Ух ты! – Рузаев яростно хлопнул себя по шее.
– Не увеличивайте население земли, оно и так слишком велико, – прокомментировал старик.
– То есть? –не понял Рузаев.
– Кто знает, в кого воплотится душа комара? Может, каждый убитый москит – это родившийся новый ребенок.
Рузаев засмеялся.
– Хорошо бы! А то завтра янки могут тут такую бойню устроить, что людей много понадобится.
Старик не ответил. Он поднялся, ловко подхватил невидимый в темноте котелок и побрел к своей пещерке.
Рузаев достал из кармана последнюю сигарету и закурил, экономно затягиваясь и стараясь продлить удовольствие. Выпуская из ноздрей тонкую струйку дыма, он смотрел на звезды. Москиты зудели над ухом, и только дым держал их на расстоянии. Рузаев понимал, что под открытым небом ему не заснуть, но идти в пещеру к старику не хотелось. Он ощупью собрал пальмовые листья, пошел к скале, кинул их на теплый камень и лег на спину. Сигарета догорала. Дымок едва туманил звезды. Порхали бледные мотыльки. Рузаев прикрыл глаза. Мотыльки все порхали и порхали, почему-то вызывая в мыслях образ валькирий, уносящих души воинов в заоблачные выси.
Глава 21. Полковник Рузаев наблюдает Апокалипсис ХХ века
Что страна! Хотя бы рота
Видеть издали могла
Какова его работа
И какие тут дела.
А вблизи от деревушки
Где застал их свет дневной
Самолеты, танки, пушки
У обоих за спиной
А.Твардовский
«Василий Теркин»
Проснулся Рузаев от холода. Небо уже посветлело, начинался быстрый южный рассвет. Он потянулся, протер глаза и полез в полевую сумку за шоколадом, чтобы подкрепить силы. Но поесть не успел. Среди голубого неба, так низко над лесом, будто идя по головам, промелькнули бесшумные черные тени. И только потом, когда тени молниями исчезли из виду, раздался громовой удар и рев реактивных двигателей. Пара «Фантомов» прошла на бреющем и скрылась. Подполковник знал, что на такой скорости и с такой высоты по цели они не ударят. Вот сейчас развернутся, и тогда начнется. На выходе из боевого разворота их наконец-то увидят наши. И произойдет то, что он так давно хотел увидеть не через прицел локатора, а своими глазами.
Обламывая ногти, ударяясь коленями, Рузаев быстро полез вверх по скале. Карабкаясь по каменному боку, он краем глаза следил за черными точками штурмовиков. Самолеты развернулись, сделали небольшую горку и ринулись на цель.
Рузаев перевернулся, прижавшись спиной к шероховатому камню. Он поднялся выше деревьев и сквозь листву видел голубую чашу залива и притулившуюся к берегу деревню. Часть крыш из пожухлой рисовой соломы скрывала листва, зато длинный пирс для рыбачьих лодок на высоких сваях и лодочный сарай хорошо виднелись на фоне воды.
Рузаев видел, как по пирсу бегут люди, заметившие самолеты. Маленький пулеметчик запрыгнул в корзину, обложенную мешками с песком, и начал ловко заправлять ленту. Из домов выбегали жители, таща за собой детей.
«Бедные люди, – неожиданно с болью осознал Рузаев. – Они так долго воевали, что каждое движение отработано до автоматизма». Да, в деревне началась паника, люди боялись, и все же каждый бежал в точно выбранном направлении. Деревня сверху напоминала муравейник, в который мальчишка ткнул палкой – все бегут и суетятся, казалось бы, глупой суетой, а, в конце концов, крыша оказывается заделана. И еще он вспомнил, что американцы называли их глупыми суетливыми макаками.
Самолеты ударили по окраине деревни кассетными бомбами. От обоих самолетов отделились серые сигары, которые раскрылись в воздухе и распались на сотни маленьких бомбочек. Бомбочки образовали клубящийся смертоносный рой, и этот рой ударил по окраине, прямо в толпу людей, которые бежали, неся за спинами детей, кошелки с имуществом и катя перед собой ручные тележки. Гудящий рой осколков пронизал воздух, не убивая наповал, а лишь нанося чрезвычайно мучительные раны.
В огромных клубах дыма и пыли вверх полетели бревна, пучки соломы, обломки, какие-то лохмотья. Промелькнула тележка с оторванным колесом, за ней – половина человеческого тела. Казалось, крик боли пронзил воздух, крик, неслышимый на таком расстоянии из-за гула разрывов.
Захлебываясь, вдогонку самолету застучал пулемет, тут же ему стал вторить еще один, замаскированный где-то на лесной прогалине. Самолеты, сотрясая ревом воздух, ушли на разворот.
– Ну! – полковник стукнул кулаком по камню. Зенитно-ракетная батарея молчала, хотя самолеты сделали горку и пошли на второй заход. Это было непонятно. Батарея могла прикрыть этих несчастных – и не прикрывала.
Рузаев знал, что американцы боялись. Боялись наших ракет, которые четко объяснили им, кто хозяин в небе Вьетнама. И они боялись самих вьетнамцев, их маленьких, почти игрушечных солдатиков, едва достававших до плеча упитанным рослым рейнджерам и весивших в два-три раза меньше их. Маленьких солдатиков, не способных в рукопашном бою одолеть втроем одного «коммандос» не из-за недостатка выучки, а из-за вечного голода и невыносимо тяжелого детства. Но эти солдатики, невероятно трудолюбивые, были хозяевами в своих лесах и могли незаметно обойти любых часовых и неожиданно оказаться прямо посреди воинской части врага. Эти маленькие солдатики были мастерами маскировки и своими ловкими и сильными руками строили целые города под землей, абсолютно незаметные не только с воздуха, но и с земли. Они могли прорыть ходами целый холм и спрятать у него внутри стрелковую дивизию. Вьетнамцы походили на русских тем, что знали лес и любили его. Американцы леса боялись, им за каждым кустом мерещился маленький солдатик с желтым узкоглазым лицом. Не в силах справиться с Вьетконгом в его родном доме, янки пытались стереть с лица земли сами джунгли.