Советско-Вьетнамский роман - Андрей Игоревич Фальков

Вечерело. Кашечкин быстро собрался и, пообещав вернуться, выскочил из дома, стараясь не смотреть на неподвижно сидящие у пруда фигуры. Проходя садовую калитку, он все же оглянулся. Мужчина поднял глаза и дружелюбно помахал ему вслед рукой.

Кашечкин кинулся к первому попавшемуся рикше и понял, что попадет назад поздно и расспросов не избежать.

– Быстрее! – он похлопал рикшу по спине. Рикша обернулся и продолжил так же неспешно крутить педали.

От нетерпения Кашечкин даже привстал в тележке и вертел головой, стараясь углядеть знакомые кварталы. Наконец дорога пошла под гору и до посольства осталось совсем немного. Почувствовав спуск, рикша прибавил и понесся по спуску, как хороший таксомотор.

– Эй, не надо к посольству, надо правее. Правее, я там выйду. Стойте, да стойте же!

Рикша не понимал. Он радостно прибавил.

– Стойте! – еще раз крикнул Кашечкин.

Рикша прибавил еще. Отчаявшись, Кашечкин попытался соскочить на ходу, но за время болезни тело потеряло былую ловкость. Нога зацепилась за колесо. Рикша вскрикнул и затормозил. Кашечкин с грохотом, опрокинув сиденье, упал и на животе проехал по тротуару. Смеясь и ругаясь, он встал, попытался отряхнуться и замер. Перед ним стоял Шульц.

– Лейтенант Кашечкин? – строго спросил он и перевел взгляд на рикшу, который остановил свой велосипед и вприпрыжку бежал к ним. – Что здесь происходит?

– Явился в распоряжение! – Кашечкин козырнул.

– Каким-то странным образом вы явились. Гуляли?

– Так точно!

– Добро. Вы с ним расплатились?

Кашечкин лихорадочно полез в карман. Шульц, не дожидаясь ответа, повернулся к рикше и что-то спросил по-вьетнамски. После десяти минут отчаянной торговли Шульц выгреб из кармана несколько монет и высыпал в протянутую ладонь рикши. Затем подумал и дал еще две. Только после этого Шульц обратился к Кашечкину.

– Пойдемте со мной.

Кашечкин, понурив голову, покорно пошел за ним. Шульц обернулся и поманил за собой рикшу. Тот взгромоздился на велосипед и поехал вслед за ними.

Они вошли в посольство и так, втроем, пошли в кабинет Шульца. Тот усадил и Кашечкина, и рикшу за стол, открыл сейф, достал из него бутылку рисовой водки и три стаканчика. Разлив водку, он придвинул стаканчики Кашечкину и рикше, поднес свой стаканчик к губам и, подмигнув, выпил. Рикша тоже с удовольствием выпил. Кашечкин тоже выпил, но без удовольствия, и стал ждать экзекуции.

– Что ж, товарищ Кашечкин, обсудим ваш проступок. Надеюсь, вы понимаете всю его серьезность? Не бойтесь, – он кивнул на рикшу, – он не понимает.

– Понимаю серьезность проступка.

– Вы же знаете, что на рикше ездить запрещено. А вы катаетесь. Прилюдно. Что скажете?

– Я только раз съездил.

– Это еще не все. Вы думаете, я не знаю, куда вы ездили и чем там занимались? – Шульц встал и начал расхаживать по кабинету. – Половина миссии говорит про ваш роман.

– Какой роман? – попытался возразить Кашечкин.

– Все посольство говорит, – отчеканил Шульц, – что лейтенант Кашечкин поехал на рикше к любовнице. Все посольство! Как вы это допустили?

– Извините, товарищ полковник!

– Понимаете ли вы, лейтенант, что я обязан подать на вас рапорт? – Шульц подсел к Кашечкину и начал тихо, но строго выговаривать, делая акцент на каждом слове.

– Вы только что из госпиталя. Вам следует отправляться в часть. А вы с неясными целями ездите на рикше. Поэтому хорошенько запомните – вьетнамцы все видят и все знают, но они слухов не распространяют. А вот здесь, – Шульц показал пальцем вокруг, – видят меньше, а говорят больше.

– Я понял, – ответил Кашечкин, – я это прекращу.

Шульц грустно посмотрел на него.

– Ничего вы не поняли. Пешком ходите, лейтенант, пешком. Выполняйте!

– Есть! – Кашечкин сделал «налево кругом» и вышел, пытаясь понять, почему это у полковника было такое двусмысленное выражение лица и такие странные интонации.

Тем временем Шульц плотно закрыл дверь и повернулся к рикше. Для начала заговорщицки оглядел кабинет, приложил палец к губам и выудил из кармана еще десять донгов. Рикша, мирно сидевший в уголке со стаканчиком водки, сразу оживился и быстро-быстро начал объяснять, что он человек маленький, что у него плохо со слухом и зрением, а еще хуже с памятью. Он, мол, и не помнит всех своих пассажиров, и даже никак не может вспомнить, как попал в этот кабинет.

Шульц прервал его словесный поток, сунув донги в сухую ладошку и стянул с головы конусообразную шляпу. Рикша замолк и не сопротивлялся. Он уже подсчитал, что шляпа его и донга не стоит, и если этот странный «льен со» хочет ее, то за пять донгов может взять.

Однако Шульц этим не ограничился, а начал ловко развязывать куртку. Вьетнамец встревожился.

– Давай одежду! – Шульц говорил по-вьетнамски медленно. – Я скоро вернусь.

И сам расстегнул свой форменный китель. Чтобы окончательно успокоить вьетнамца, достал из стола еще тридцать донгов, поставил сверху бутылку рисовой водки и подвинул это сооружение рикше. У того загорелись глаза, он ловко схватил деньги и начал проворно раздеваться.

– На! – Шульц протянул ему свою старую рубашку.

Вьетнамец взял ее, накинул на плечи и с нерешительным видом взялся за штаны. Шульц кивнул и тоже начал снимать брюки. Через пять минут в кабинете сидел вьетнамец без штанов, утопавший в рубахе Шульца. Сам Шульц быстро натянул его одежду, которая по ширине имела хороший запас, а вот по длине – нет, и обнажала ноги почти по икры, а руки – по локоть. Но Шульц остался доволен. Он водрузил на макушку соломенную шляпу и поплотнее затолкал вьетнамца в кресло, объяснив, что выходить из кабинета нельзя.

Для надежности Шульц запер кабинет на ключ и, стараясь пригибаться, чтобы скрыть свой рост, засеменил во двор. Там он уселся на велосипед и ловко покатил по улице. Вьетнамцы удивленно смотрели ему вслед, но встречные европейцы, в том числе и советские, не замечали в неуклюжем рикше с лицом, закрытым широкой шляпой, ничего странного.

До дома, где жила Фан Ки Ну, Шульц доехал абсолютно незамеченным, хотя и потратил на это больше времени, чем Кашечкин с профессиональным рикшей. Он слез с велосипеда, разулся на крыльце и постучал.

Дверь открылась, и в нее высунулась сразу половина обитателей дома. Еще половина высунулись в окна.

– Привет, Фаонг! – негромко поприветствовал Шульц сестру Фан Ки Ну, которую родственники тут же пропустили вперед.

– Здравствуйте, Гера! – Фаонг поклонилась. – Прошу.

Родственники тут же цепочкой потянулись из дома. Впереди шла бабушка, неся свернутую циновку, за ней дедушка. Затем их дети, братья и сестры с мужьями и детьми, циновками, котелками риса и чаем. Вся эта компания вторично расселась